Полынья

Полынья

Полынья
Когда началась война, моей маме исполнилось двадцать два года. Она вспоминала:
- Управляюсь в огороде, слышу крик. Жутко стало, испугалась, в голове промелькнуло, вдруг с отцом беда? Прибегаю во двор родителей, а мать плачет, ничего сказать не может. Обняла её, а она мне:
- Дочка, война!
Потемнело все в глазах, едва не упала. Горе - то какое! И в этот момент слышу, что ребёнок забился под сердце. И приказала себе в ту минуту не плакать, детей беречь и быть сильной.
Вместе побежали к колхозной конторе слушать радио, там уже толпились люди. Антон, семнадцатилетний брат Оли, успокаивал:
– Уже через месяц немцев погонят до самого Берлина.
Но увидев сестру и мать в слезах, смелости у парня поубавилось.
А потом провожали Антона на фронт. Татьяна от слёз не видела ничего вокруг. Прижав к себе жену, муж шептал:
– Голубка ты моя, свет Татьянушка, прости меня, коль обидел, я всегда жил тобой. Детей береги, даст Бог, свидимся.
Оля, прижавшись к отцу, повторяла, как заклинание:
– Тятя, ты вернёшься живым. Верю, живым.
Тося уверял отца:
– Воюй батя, не переживай, я остаюсь хозяином в доме вместо тебя.
Когда мама рожала Люду, добровольцем ушёл на фронт брат. Отец работал на заводе, который с началом войны стал выпускать снаряды. Домой отпускали очень редко помыться, постираться. Работали по пятнадцать часов в сутки. Спали на ящиках, поставленных в бане. Домой отпускали очень редко.
- Придёт грязный, - вспоминала мама, - голодный, но всегда детям сахар приносил - по кусочку выдавали в столовой. Я топила баню, где можно было погреться, помыться, искупать детей. Шинель, в которой приходил отец, и шапку сразу выбрасывали на мороз, где закапывали в снег, а потом хорошо выбивали, обязательно гладили горячим утюгом и сушили у печки. Водились в то время вши, они и в одежде обитали. Не часто, но были маленькие эпизоды счастья, когда семья хотя бы на несколько часов собиралась вместе. Выходной перепадал раз в два - три месяца, - вытирая слёзы и вздыхая, рассказывала мама.
Самой большой опасностью для деревенских жителей был пожар. Спастись, когда все дома деревянные, а в них только малые дети и древние старики, было невозможно.
С наступлением холодов решили не рисковать и печь не оставлять горящей. Думали, как можно девочек не заморозить. Натаскали соломы, в угол сложили. Ребятишки, а их четверо: Нина, Люда и Люда, сестра мамы - зарывались в солому и ждали взрослых. Утром мама, уходя на работу, тщательно убирала золу из печи, закрывала заслонку, чтобы не так задувало, теплей одевала детей. Младшего Толика, в корзине тепло укутанным, клали на печь. Девочек не оставляли на полатях, боялись, что упадут. На полу безопаснее, и вообще им нужно было двигаться.
В обед приходила бабушка, приносила чекушку молочка, украденного у телят, которых выпаивала в колхозе. Эти драгоценные капельки прятала между грудей, чтобы сохранить тёплым. Каждый раз тряслась от страха, что проверят, но это было на тот момент единственное спасение для грудного малыша. Дома поила мальчика молочком, пеленала, а потом кормила девчат. Давала им по кусочку хлеба и щи, сваренные с вечера. На начало войны коровы были у Татьяны и у Оли, но на следующую зиму сена не заготовили, кормилицу пришлось зарезать. С дровами на другую зиму тоже стало плохо, но ещё с лета Антон распорядился в письме, чтобы разбирали крытый двор и пилили на дрова, не мерзли.
– Таня, буду жив, мы с тобой ещё лучше построим, а где вам, бабам, дрова брать?
Летом ночи светлые в Сибири. Афанасий и брат Иван хоть немного, но накосили травы для одной коровы, детям без молока беда. Дрова заготавливали тоже все вместе, разбирая крытый двор. У Оли всего одна комната, её протопить легче и тепло дольше держится, поэтому дети находились в её доме. Оставить хату без жильцов, не могло быть и речи, за ночь могли разобрать. За время войны вырубили деревья на несколько километров от деревни. Мама с детьми и бабушка, не мёрзли, помог крытый двор.
Как - то вечером, торопясь, Оля не заметила, как ледяное стекло реки треснуло под её ногами. Очень опасен тонкий лёд, запорошенный снегом, ещё страшнее остаться одному в это время. Всегда зимой ходили через речку, ближе в город, ездили и на санях. Старались держаться протоптанных тропинок, однажды она оступилась. Вспоминала об этом мама с неохотой:
– Холодная вода обожгла тело, одежда быстро намокла. В голове одно:
"Не затянуло бы под лёд".
Сбросила валенки. Спасло то, что отошла недалеко от берега, течение в этом месте не сильное. А ещё плавала хорошо и не раз реку переплывала. Скинула пальто.
«Господи, помоги и спаси", - прошу мысленно, - помогите - кричу изо всех сил. Вдруг слышу голос Гаврила с нашей деревни:
– Оля? Ты что ли?
– Я!
– Вожжи бросаю, держись крепко!
Пальцы задеревенели, но вцепилась в них мертвой хваткой. Жить хотелось, жить. Дома дети ждут. Кобыла колхозная послушно пошла за Гаврилой. Оказавшись на льду, поползла, подошёл мой спаситель, положил в сани, накрыл тулупом и повёз домой.
- Пришла с работы, затопила печь, – рассказывает бабушка. – Девчонок - на печку. Маленький громко кричит, как будто беду чувствует. Кормить нечем, корова уже не доится, а на работе молоко дают только с утра. Водичкой напоила, плачет. Ну, думаю, Оля придёт, накормит Толю. В люльку положила, Нина качает, вроде затих. А на сердце нехорошо. Вдруг стук в дверь, вбегает соседка Маруся и с порога:
– Там Оля под лёд провалилась, Гаврил ехал из города, вытащил.
Кинулись во двор, Олю занесли, положили на лавку, раздели, давай снегом растирать. Напоила её чаем, да на печь. А сама думаю: «А если молоко пропадёт, как малыш? Что делать»?
А она мне с печи:
– Мама, Толечку дай, молоко течет.
Осталась на ночь. Печь топила, дров не жалела. К дочери, а она огнём горит, надо в больницу. Побежала к Тоне, которая в госпитале работала медсестрой:
– Помоги.
Она пришла, посмотрела, послушала:
– Если в больницу положат, не факт, что вылечат, лекарств раненым не хватает, а молоко пропадёт. Да ещё мастит прицепится, тогда совсем хана. Воспаление, конечно, есть, но вроде потеет. Я завтра вечером зайду, может, какие лекарства выпрошу. Хуже будет - везите в больницу.
- На свой страх и риск оставила Толю возле Оли. - Вытирая слёзы, вспоминала Татьяна. - Ребёнок по привычке всю ночь сосал грудь. Лишённый днем такой возможности, малыш ел ночью, как говорится, от пуза; наверное, это тот случай, когда ребёнок вытягивал из недуга свою мать. Оля оставалась без сознания, бредила, а малыш, сытый, спал. Следила, чтобы дитя не задавила. Молилась и благодарила Бога, что дочка осталась жива, - рассказывала бабушка.
А дальше шло выздоровление.
- Очнулась, всё вспомнила, дышать могу, а рядом сопит малыш, – рассказывала мама. - Чувствую, молоко прибывает, значит, жива. В этот момент нежность захлестнула меня. Захотелось что - то спросить - голоса нет, губы обметало, но больше сознание не теряла. Тогда я поняла, что семья - это всё, что дети и родители связаны невидимой нитью, чувствуют друг друга. Благодаря моей мамочке, мы пережили войну, сохранили детей. Она - молчаливая, спокойная труженица, живущая для детей и внуков. Счастливой могла быть, когда хорошо всем нам. Вспоминая то время и пережитое, мама плакала и повторяла как заклинание:
- Только бы не было войны.