Полюбила Монстра?

Полюбила Монстра?

Ты мог чуть ласковей быть со мной,
Но так безжалостно был красив,
Когда выплёскивал правду в лицо водой ледяною;
Теперь всё будет, как ты просил!
 (Виа Гра)

Эмма, застегивая отливающие золотом пуговицы на чёрном приталенном кардигане, в очередной раз вздохнула и поморщилась. Она чувствовала себя отвратительно. Голова разламывалась от боли. И хоть Дракула уверял, что скоро она перестанет её чувствовать, Эмма не верила. Смотря на собранные подарки, Эмма снова подумала: зачем она всё это делает? Что ей может дать эта поездка? Что, если дети просто не захотят её видеть? Как ей жить дальше? Неужели всё же придется просить Дракулу, чтоб он навсегда изменил её память?

Эмма тряхнула головой. Эти мысли всегда были самыми страшными для неё. Она больше всего боялась, что однажды от её прежней не останется и следа. И хоть её жизнь до встречи с вампиром была не ахти какой замысловатой — даже посредственной, но иногда Эмма очень жалела, что ничего нельзя вернуть.

В последние несколько месяцев, проведенных в замке Князя Тьмы, Эмма осваивала вампирскую жизнь с нуля. С первых азов — что нужно опасаться прямого солнечного света; не допускать к себе близко людей, дабы вовремя суметь перебороть свой естественный голод; упражняться в полётах. Да, она почти научилась превращаться. Конечно, это выматывало и морально, и физически. Больше физически — Дракула рассказывал, что чем старше вампир, тем легче ему сосредоточиться и тем быстрее он может обернуться летучей мышью, чтобы исчезнуть.

Эмма Уишбоун много недель планировала эту поездку. Даже — глупо сказать, — репетировала свою речь перед детьми и Фрэнком. И понимала с каждым новым разом, что это идиотизм. Ну что она скажет? Только то, что они и так знают — она не хотела никому из них такой участи. В первую очередь — детям. Эмма дико переживала за них, особенно за Макса — он слишком уязвим, ведь стоит на границе переходного возраста. А Фей, которая начала увлекаться мальчиками? Конечно, будь Эмма рядом, — она не сомневается, — сразу же бы пресекла подобные инсинуации. И вовсе не потому, что считает её слишком маленькой, а потому что знает — нужно прежде думать головой. Но вот сможет ли правильно объяснить девочке, что и как нужно делать, Фрэнк?

И, наконец, Эмму постоянно мучил вопрос: сейчас ли нужно решаться? Идти на эту встречу, отчаянно понимая, что она увидит детей в последний раз? Быть может, нужно время, чтобы все привыкли? Но Эмма знала, что её родные вряд ли смогут привыкнуть, хоть когда-нибудь, что она предпочла им и земной жизни жизнь бессмертную. Жизнь, в которой очень скоро не будет места простым радостям — замужество и обязательства перед Дракулой не дадут ей такого простора, как сейчас.

Выглянув в окно, Уишбоун поняла, что идеальнее момента она не найдет. Начало зимних каникул — что может быть прекраснее? Эмма и сама могла часами любоваться заледеневшим водопадом или искрящимся снегом, лежащим на вершинах гор, что окружали вампира недоступной никому из людей крепостью. Однако же Дракула был на нервах и требовал усилить наружную охрану. Ему всё время мерещилось, что из-за неё, из-за Эммы, к нему на огонек могут нагрянуть представители смертных.

Приближающиеся праздники, надо признать, нервировали обитателей замка не меньше — Ренфилд ходил в мыле, ворча и ругаясь, когда Дракула отправлял его по своим поручениям в разные магические конторы, где изготавливали лучшие свадебные украшения. Эмма уже знала, что дата назначена, и отсрочить это вопиющее ужасом и смертью торжество она не сможет. Слуги уже несколько дней носились с приглашениями — вся Трансильвания, казалось, должна была съехаться. Но не сама церемония представляла для Уишбоун опасность — она больше боялась того, что в первую брачную ночь ей придётся спать с Дракулой в одной постели. А ещё она боялась приговора — именно в первую брачную ночь вампир может укусить её, лишив тем самым души. Последней человеческой капли, которая все ещё дает о себе знать, и порядком злит Дракулу, неоднократно пытавшемуся нарушить уговор.

Всё, что у неё осталось сейчас — это воспоминания и несколько дней до свадьбы. А ещё — возможность увидеть детей. И она будет последней тварью, если не воспользуется этим шансом. Значит, нужно действовать. Эмма решительно взялась за пакеты с подарками и накинула на себя теплую мантию. Она спустилась из своих покоев вниз, в просторный, отделанный в готических традициях, холл.

Вообще, жилище Дракулы Эмма полюбила: здесь была и библиотека, и бассейн, и музыкальная комната, где она порой засиживалась, слушая тихую «сонату» из звякающих друг об друга сосулек, что падали со стен на пол, но не таяли, а лишь устилали каменный пол острыми переливающимися осколками. Это было необычайно красиво. И Эмма понимала: насколько сейчас она может воспринимать эту волшебную красоту, ровно настолько же Дракуле уже всё равно. Но Эмма всё же не могла не заметить, что Князь Тьмы гораздо больше внимания уделяет не затворничеству, как было до неё, а социализации — однажды она даже застала его за игрой в снежки со своими подопечными.

Эти мысли почему-то больно царапнули Эмму — она не собиралась говорить Дракуле об отъезде. И вот теперь, когда в памяти встала картина, как он, весь из себя такой холодный и неприступный, сидит в кресле в Рождественскую ночь, и пьет кровавое вино, в совершенном одиночестве, вызвало у неё приступ необъяснимой жалости. Ей вдруг захотелось пригласить его с собой. Подумаешь, проведет пару дней в кругу людей? Ничего же страшно не случится. Он же достаточно продвинут в этих вопросах, чтобы не дёргаться, когда накатывает голод или, скажем, полетать приспичит. С другой стороны, Эмма отлично понимала, что, притащив с собой Дракулу, она мгновенно потеряет расположение детей. Если оно вообще ещё оставалось в её распоряжении. И как сам вампир отнесется к этому? Может, он взбесится и никуда её не отпустит? Или решит, что она таким образом признаёт их за официальную пару…