Помешательство

Глава 1 (Кристофер)

***

«Я в любви не нуждаюсь. У меня на нее нет времени. Любовь — это слабость. Но я мужчина и, случается, хочу женщину. Я не могу побороть свое желание, но я его ненавижу: оно держит в оковах мой дух. Женщины ничего не умеют, только любить, любви они придают бог знает какое значение. Им хочется уверить нас, что любовь — главное в жизни. Но любовь — это малость. Я знаю вожделение. Оно естественно и здорово, а любовь — это болезнь. Женщины существуют для моего удовольствия, но я не терплю их дурацких претензий быть помощниками, друзьями, товарищами».

Парадокс был в том, что даже в самых скучных книжках я находил для себя строки, за которые можно было зацепиться. В своё время моей матери нравилось творчество Моэма, а я просто глотал всё подряд из нашей домашней библиотеки, чтобы мой ещё не до конца пропитый мозг не загнивал. Возможно, я зря тешил себя надеждой, что это поможет.

Я захлопнул чуть потрепанный временем, не слишком толстый томик и откинулся на спинку кресла, прикрывая веками покрасневшие белки глаз и чуть расширенные зрачки. Буквы уже расплывались, не складываясь в текст, голова начинала гудеть. Лучшее, что я мог сделать для своего организма, — просто поспать пару часов, компенсируя свой хронический летний недосып, но моё состояние в этом доме мало кого волновало.

Главный герой начатого мною романа — художник — был популярен среди женщин, одна из которых, ведомая яростным кличем своего сердца и текущей щели, даже ушла из собственной семьи ради него, хотя была поставлена в известность, что он избавится от неё без раздумий, как только та начнёт надоедать. Так и случилось. Мужчина со временем совершенно потерял интерес к обнажённому телу своей натурщицы, которая по совместительству была его любовницей и просто обезумевшей от страсти к своему мастеру женщиной. Милая пташка не выдержала боли предательства и покончила жизнь самоубийством.

Какая трагедия.

Однако, я совершенно не питал к героине даже чего-то отдалённо похожего на сострадание. Меня тошнило от её бесхребетности и жалкости.

Он ведь ничего ей не обещал, и даже открыто говорил о том, что их союз не будет долговечен. Но эта идиотка всё равно пошла на поводу у своей гнилой душонки, ушла от безумно любящего её мужа и закончила свою жизнь так ничтожно, что читать эту книгу дальше просто не было никакого желания, несмотря на то, что эта сюжетная линия даже не была основной.

Я испытывал отвращение к этой женщине.

Я понимал главного героя.

Не провести параллель между нашими взглядами на жизнь было просто невозможно.

Моим подружкам я тоже ничего не обещал, но они никогда не теряли надежды стать для меня особенными. Они бросали своих сладких мальчиков, чтобы унизительно таскаться в мою койку по первому зову. Они говорили, что вовсе не против свободных отношений, про то, что не ждут от меня ничего серьёзного, что им со мной просто очень и очень хорошо. А потом оказывалось, что у каждой из них всё же имелись ожидания на мой счёт, которые я не оправдывал. Девчонки срывали свои нежные голоса до хрипа, надрывали глотки, крича мне вслед, что я конченый мудак. Тоже мне новость. Запишите свои претензии в книгу жалоб и предложений, а потом засуньте её себе в задницу.

Я был раздражён. Тошнотворная сюжетная линия лишь подкинула дров к тому грандиозному кошмару, что собирался случиться в моей жизни. Эдакий непредвиденный поворот событий в жизни главного героя, который должен был изменить его жизнь на «до» и «после», но вовсе не обещал, что «после» будет лучше. Самым страшным было то, что в этот раз главным героем новой трагикомедии был я.

История старая, как наш ущербный мир: нагрел свои булочки в насиженном гнёздышке, установил в нём свои порядки и правила, окончательно привык, но тут прилетает огромная коршуниха со своим замызганным птенцом и, в надежде построить своему детёнышу хорошее жилище, начинает тащить соломинки из твоего.

Простите мне мою неизлечимую любовь к метафорам. Откровенно говоря, всё это напрямую было связано с моей семьёй, которая в ближайшее время обещала стать почти полноценной: с мамой, папой, сыночкой-корзиночкой и лапочкой-дочкой. Как с уродливого стокового изображения, где счастливое семейство неискренне улыбается в камеру и показывает большие пальцы вверх.

Я подавил рвотный позыв и, когда в гостиную зашёл отец, снова уткнулся в книгу, даже не обратив внимания, на какой именно странице её открыл.

«С потрясающим терпением готовилась она заарканить и связать меня. Ей надо было низвести меня до своего уровня; она обо мне ничего знать не хотела, хотела только, чтобы я целиком принадлежал ей. И ведь готова была исполнить любое мое желание, кроме одного — отвязаться от меня».

Как жизненно.

Почему-то ни одна из моих девчонок, и не важно, состояли ли мы в отношениях (если это можно было так называть), или же просто совокуплялись как кролики на любых горизонтальных поверхностях, не интересовалась моим внутренним миром (вероятно, потому что мой член находился снаружи). Они не знали о моих увлечениях и интересах, не спрашивали о проблемах в семье, не волновались за моё состояние. Но вот сделать меня своим — всегда пожалуйста. Чтобы просто иметь возможность рассказывать своим тупорылым подружкам о том, что именно её вагина оказалась настолько особенной, что сумела приручить такого кобеля, как я.

Не на того напали, девчата, попридержите свои собственнические замашки. Единственная женщина, которой удавалось мной манипулировать, умерла пять лет назад, и я сомневаюсь, что кто-то из вас сможет перенять её талант вить из меня верёвки.

— Кристина с дочерью будут ждать нас в восемь, не опаздывай.

— Ага.

Главное, не отвлекаться от книги. Мой отец не за красивые глаза имел статус одного из ведущих психологов в Бостоне и прочитать в моём взгляде всё, что я думал о предстоящей встрече, смог бы на раз-два.

Эта самая Кристина, чтоб она свалилась в овраг по дороге в центр из своей дешевой съёмной квартирки на окраине города, претендовала на звание дамы сердца моего папеньки. Судя по её фотографиям на Фейсбуке, она не была похожа на разукрашенную молоденькую потаскушку, коих раньше пытался приводить в дом отец, но и особого доверия не вызывала: женщина в возрасте, денег по нулям, ещё и дочурку пыталась пристроить в местный университет. Я сомневался, что Мартин был ей нужен из большой любви. Если только мы не говорим о любви к денежным средствам.