Поминальный подарок

Поминальный подарок

Мёртвые разноликой толпой привычно сгрудились у незримой границы, недвижно стояли плотной серой стеной, уставясь пустыми глазами куда-то вдаль.
Девушка долго искала взглядом родные черты в бесцветных безучастных лицах... не нашла... устало опустилась на землю у неисчислимых неживых ног, положила рядом скромный букетик полевых цветов, вздохнула.
Над морем зарозовела лёгкая туманная дымка, солнце лениво, словно нехотя, выкатывалось на чистое весеннее небо. Купол его медленно выцветал, из густо-чёрного звёздного полотна превращаясь в линялую белую занавесь, и лишь над морем мертвенно-серых голов небо не менялось. Всегда сумеречное, блёклое, словно незрячий глаз огромного животного, подёрнутый смертной поволокой.
Пора возвращаться, пока матушка не проснулась. Девушка поклонилась безмолвным рядам оцепенелых фигур: батюшка, родненький, молюсь за тебя каждый день! и ласточкой быстрокрылой устремилась к дому.
⠀
– Где была? – мать уже поднялась и раскатывала свежее тесто для ячменных лепёшек.
Девушка молча опустила глаза, кинулась прибирать постель. Матушка вдруг в сердцах бросила скалку, всплеснула худыми руками:
– Сколько раз говорить тебе, Оше, из-за межи нет возврата! Коли умер человек, там его место! И обратно не возвращаются!
Оше умоляюще взглянула на неё и быстро зашевелила пальцами, складывая порывистые движения в беззвучную речь:
– Я знаю, матушка! Только не отпускает меня тятенька, тоскую очень без него. Попрощаться хочу, увидеть в последний раз!
И смахнула горькие, словно полынь, слёзы.
Отец ушёл внезапно, глубокой ночью, в канун первого новолуния, и лишь увязавшиеся за ним козы указали Оше и её матушке место, где он перешёл межу.
Они долго бродили вдоль черты, вглядываясь в лица ушедших, но отца среди них не было. Видно, сразу увлекло его мертвецким потоком вглубь серого края, а может, не держало уже ничего у родимого селения...
От этой мысли сердце Оше болело и кровоточило неутолённым горем, невысказанным прощанием, мучительной виною – не проводила в последний путь, не вложила в карман поминального подарка, не обняла сухое одеревенелое тело горячими живыми руками.
– Ни к чему себе душу рвать, доченька, все за межу уйдём, все там стоять будем, – мать гладила дрожащие от причитаний плечи дочери, а сохлое лицо её тенью укрывали тяжкие думы.

Скрепя сердце послушалась Оше матери, не ходила больше к меже, не искала отца среди умерших. А через пол-луны даже Маруша, старшего брата своей подруги Ланне, провожать не пошла, сказалась больною. Ланне сама прибежала к ней вечером, кусок поминального пирога принесла, справилась о здравии Оше и затараторила, как ярмарочная трещотка:
– Третьего дня ещё рыбаки с Солёного берега передали, мол, Маруш ваш утонул. На Красных скалах лодка его перевернулась, а там, сама знаешь, место погибельное. Матушка с отцом отгоревали уже да поминки собрали, а его всё нет и нет. Только сегодня на берег выбраться сумел и сразу к меже! Мать едва успела в мокрые руки ему подарок сунуть.
– Что вручили ему? – спрашивает Оше масляными от пирога пальцами и с любопытством смотрит на подругу. На смешливом личике той ни тени горя, лишь немного досады: хозяйственные обязанности Маруша на её плечи теперь легли. Одно хорошо: в море женщины не ходят. Да уж, как тут горевать, думает Оше, когда он сам за межу ушёл, встал в ряды таких же покойничков и смотрит на что-то, видимое лишь с той стороны.
– Свиристелку любимую да платок, матушка к его женитьбе вышивала, – Ланне вздыхает, ей жаль брата, но ещё больше сожалеет она о неслучившейся свадьбе: как раз на таких празднествах и сватаются к молодым девицам.
Сердце Оше заходится от зависти, горечь дурным пятном омрачает любовь к подруге: проводила брата, исполнила свой долг, жить теперь будет без скорби, без тоски.
– Иди домой, Ланне, мне нехорошо что-то, – немые слова не передают сердечной боли. И славно.

Матушка умерла осенью. Доила коз в скособоченном хлеву и вдруг выпрямила спину, ведро упало, плеснуло белым, коза недоумённо мекнула. А матушка встала и пошла со двора, молча, приволакивая одну ногу. Заухало сердце Оше, заколотилось раненой птичкой, мама! – немо закричала и бросилась к мёртвой. Не отпущу, не отпущу! Слёзы угольками сожгли глаза, схватила матушку за руку, завела в дом, усадила. Обняла её ноги, голову на колени положила, не отпущу, не могу, как же так, родная, как же так...
Заперла Оше умершую дома, не в силах за черту её отпустить. Придёт с поля, а мать стоит за дверью, уткнувшись лбом в рассохшиеся доски, смотрит куда-то сквозь – край усопших зовёт неустанно. Душа девушки на кусочки раздиралась, но не могла она расстаться с единственным родным ей человеком.
Так и тянулись остылые жёлтые дни. Оше работает, на базар бегает да коз доит, а по вечерам матушку обнимает, тоску по ней да по отцу выплакивает.

В дни зимних лун сосватали красавицу Ланне, со свадьбой тянуть не стали и поженили молодых к первой зелени. Ланне быстро затяжелела и, счастливая, сияющая, в базарные дни утицей похаживала, благополучие своё напоказ выставляла. Встречая Оше, справлялась о здоровье её матушки, желала ей скорейшего излечения да звала подругу в тётушки.
– Мальчик родится – Марушем назовём, а девочка – Зелле. А то вдруг двойня родится, Оше? Смотри, как велика моя утроба, что у справной тёлушки, – Ланне смеётся, гладит нежно свой живот. Оше улыбается в ответ, обнимает подругу, спешит домой рассказать матери последние новости.
Привыкла девушка к безжизненному серому лицу матери, к её молчанию, к её настойчивым попыткам уйти за черту, сердце не ломалось уже колючими осколками, и где-то глубоко внутри Оше была готова распахнуть дверь дома.

– Да что же это, Оше, не позволяй им! Не отдам кровиночку мою, не троньте, Ооошеее, помоги! – истошно, хриплым от горя голосом кричит Ланне, неприбранные волосы вмиг поседевшими лохмами укрывают её лицо. Она крепко прижимает к груди своего умершего в родах мальчика, его блёклое личико застыло, синие глазки смотрят в неведомое. Мать Ланне пытается забрать младенца, но разжать застывшие руки дочери не может. Бессильно опускается рядом, обнимает её, гладит по головке почившего внука и горько-горько плачет.
– Матушка, где копать? – муж Ланне тихонько трогает её за плечо.
– Не дам! – зверем рыкает несчастная. – Не дам его закапывать, он не скотина бездушная, за межой ему место, как положено!
– Не перейти ему межи, слишком мал, Ланне...
– Сама отнесууууу, – вой ополоумевшей от горя молодой матери терзает сердце Оше. Она уже знает, что делать. Её проворные пальцы быстро-быстро летают перед лицом скорбящей подруги.