Попаданец в дворянское гнездо.

Попаданец в дворянское гнездо.

Василий Иннокентьевич Двухвостов, владелец пяти сотен душ, десяти лошадей и модного восточного халата, на досуге любил сыграть в штосс да о судьбах России словечком-другим перекинуться. После того, как он вышел в отставку в чине статского советника, выдал замуж дочерей, проводил старшего сына в Петербург, а младшего — в очередную турецкую кампанию, этого досуга стало столько, что хоть целый день играй в картишки. Вот только без партнеров в этом деле было никак. Мог Василий Иннокентьевич играть с женой, конечно, но это было не то, в такой внутрисемейной игре не было должного азарта, подобающего салонным развлечениям. Да и разговор о том, Европа ли Россия, или свой у неё путь, другой какой-то, поддержать Поликсена Сократовна не умела. К счастью в соседнем селе, в Заозёровке, как раз находился хозяин, Илья Константинович, гвардейский подполковник, то есть, ровня. Ну, а давний друг Сергей Сергеич Басов, тоже, по счастью, в имение на время приехал. Поэтому Василий Иннокентьевич отправил Прошку в Басовку, а Ваську — в Заозёровку, чтобы пригласить гостей на ужин, на игру и на беседу об испортившихся нравах молодёжи.

И надо же было этой неприятности произойти именно сегодня, когда и обеденный, и ломберный столы уже ждали едоков и игроков, а Василий Иннокентьевич даже мысленно речь подготовил о том, что у России есть путь свой собственный, и потому мужиков отпускать — не дай Боже!

Именно сегодня...

Впрочем, неприятности никогда не происходят вовремя.

С другой стороны, может быть, это было не так уж и плохо. С соседями он сможет посоветоваться. Ситуация-то неординарная, прямо скажем! Поликсена Сократовна тут не помощник: ей вообще лучше не знать о приключившемся. А то сердцем плохо станет, так за доктором придётся посылать в самый Симбирск — и всё убытки. Да и не большого она ума, всё одно ничего путного не скажет. А Басов с Заозёрским сказать могут. Не поверят, конечно, сначала. Но как увидят своими глазами — так, глядишь, у них в голове и зашевелится. Втроём авось придумают, что делать...

— Едут, едут! — крикнул Прошка. — Их высоблагородие пожаловали, Сергей Сергеич!

Двухвостов бросил взгляд в окно, действительно увидел коляску Басова, и пошёл его встречать.

Через десять минут два помещика уже расположились в столовой, а Прошка был отправлен сказать повару, чтоб подавали закуски.

— Ну что там в Петербурге говорят, какие новости? — завёл Василий Иннокентьевич светскую беседу, не спеша говорить о том, что беспокоило его по-настоящему.

— Пишут, англичане Соловецкий монастырь бомбили. Да ещё какой-то город в тех местах.

— Это им ещё зачем? — Двухвостов нахмурился.

— Известно: за турка нам мстят.

— Да уж... От англичанки только пакостей и жди.

— Только нам нипочём эти пакости. Ушла англичанка с Белого моря несолоно хлебавши. И Петропавловск от них наши тоже отбили.

— Оно и понятно! — Двухвостов развеселился. — Отродясь еще такого не бывало, чтобы нашим богатырям-то и битыми быть! Врёшь, не возьмёшь нас! Знаешь, что, Сергей Сергеич? Мне ведь когда года три было, я у Кутузова у самого на коленях сидел! Он меня «мон пти шери» звал, по головке гладил... Тогда англичане за нас были...

— А нынче к Севастополю идут с французами заодно, — завершил за хозяина гость.

— К Севастополю?!

— Да, натурально. В Крыму их десант был.

— Царица Небесная! Что ж это в мире творится?! Все, что ль, с ума посходили?!

— Суа транкиль, Василий Иннокентьевич, будьте покойны! Вот увидите, там англичанка еще раз по шапке получит. А коли мы большого-то Наполеона гнали аж до Парижа, нешто нынешного, мелкого, не сможем?

— Сможем, сможем, обязательно! — сказал Двухвостов весело.

Оптимизм визитёра передался ему, и даже беспокойство по поводу неординарного феномена, как назвал его хозяин про себя, чуть отпустило. Тут закуски как раз принесли. Повар Филимон, выигранный в карты ещё при прежнем государе батюшкой Василия Иннокентьевича и не подводивший ещё ни разу, порадовал и сегодня. Так что, когда гость спросил, как дела у Двухвостова, тот наконец-то решился и вывалил:

— Уж не знаю, с чего и начать-то, Сергей Сергеич, да только у меня тут диво дивное твориться, чудо чудное! Мужики человеческим голосом заговорили!

— Что, все?

— Нет, пока что один. И того мне довольно.

— И что ж, по-французски?

— Бог миловал. По-русски. Но не по-мужицки, дорогой Сергей Сергеич! По-другому!

— Это ж как же, по-другому-то?

— Не могу сказать, как именно, — ответил хозяин. — Да только одно знаю: мужикам так говорить не полагается.

Басов был заинтригован. Для того, чтоб изложить ему всё в точности (а как просить совета, если не ввести толком советчика в курс дела?) Василий Иннокетьевич велел рассказать про всё Прошке: ведь именно от него, своего камердинера, Двухвостов сам узнал про феномен.

— Стало быть, Ваше Высокоблагородие, был у нас тут в деревне такой Гаврилка, — принялся рассказывать камердинер. — Гаврилка, сын Степана, моего родного дядьки. С неделю назад занемог он, в горячке лежал. С каждым днём ему всё хуже было. Ну, решили, не жилец. Уж и брат ему гроб сколотил. Вдруг вчера просыпается — жив и здоров-здоровёхонек!

— Ну?! — сказал Басов. — Не врёшь?

— Ей-Богу, не вру, барин! Не иначе, как Богородица над ним смилостивилась. Вернулся, одно слово, с того света. Да только вернулся как будто бы он — и не он.

— Это как же?

— А вот. Наш Гаврилка, он что был? Мужик как мужик. Грамоте не обучен, смирный, работящий, в Бога веровал. Окромя жены, руку ни на кого ни разу не поднимал. Подушную подать платил за себя и за брата. А тут как подменили! Принялся вопросы задавать такие, словно то ли сам рехнулся, то ли остальных всех полоумными считает: народе «Какой сейчас год?» или «Где мы находимся?». Начал чваниться, смотреть на всех эдак, как будто бы первый раз видит. Слова говорит петербургские, умные: я их слыхал от господ, а в деревне их знать-то не знают! Да складно говорит, как по бумаге!