Попытка попасть к нему в объятия

Прошёл месяц. Деревья уже стали сбрасывать с себя ненужную листву, тем самым оголяя свои прекрасные тёмные ветви, которые в сумраке дня будут выглядеть просто восхитительно. Ирина знала, что именно в это время года ей становится по-настоящему тоскливо. Она понимала, что после осени наступит зима, то время, когда родился её мёртвый возлюбленный. Он появился в холоде, жил в нем, сам был как холод. Ледяной взгляд, характер. Буквально всё в нём напоминало ей лёд, кроме тела. Оно было горячим настолько, что иногда можно было сгореть только от вида его глаз, расплавиться от касания его пальцев, превратиться в пепел от теплоты его губ.

Сейчас женщина просто стояла посреди сада, который находился на её недавно купленной даче. С каких пор ей нравилось это уединение? Наверное, с того момента, когда она начала сходить с ума. Она слышит, как колышутся ветви, будто нашептывая какую-то свою, понятную только им, мелодию. Она видит, как падают листья, будто кружась в последнем жизненном вальсе. Она замечает туман, который бережно укрывает землю, стараясь спасти её от будущих холодов. Она слышит ветер, который нежно касается её щек, волос, глаз... Всё это - реальный мир. Тот уголок вселенной, который она ненавидит больше всего.

– Я люблю тебя, – она подняла глаза к небу.

Слова как-то неожиданно легко слетели с её губ. Год назад она бы не посмела произнести такое вслух, но сейчас... сейчас Ирина приняла свою слабость. Ей кажется, что если посмотреть наверх, где наверняка за ней наблюдают умершие родственники и Чарльз, случится чудо. Он услышит её. Он должен услышать. Вряд ли были люди, которые любили его также, как она. Вряд ли они горели от его изображения, задыхались только от его образа в своей голове. Вряд ли мечтали о нем с такой пылкостью, вряд ли хотели его, позволяли ему, ждали. Она знала, что приближается конец. Она чувствовала, что умрет. Тоска пустила свои корни прямо в сердце, забралась в лёгкие, по ночам перекрывая горло. Ирина каждый день видела его во сне. Каждый день он звал её с собой, каждый день покрывал её тело поцелуями. Каждую ночь. Без перерыва. Постоянно.

Ветер рванул в её сторону, сбивая с ног. Ирина схватилась за ногу, из которой сочилась алая кровь. В этот момент она была особенно красной. Наверное, из-за господствующего серого оттенка улицы.

Женщина осмотрелась и нашла причину своего ранения. Гвоздь. При падении он впился ей в ногу, но это было безболезненно. Женские конечности настолько занемели от холода, что она уже ничего чувствовала. Ирина легла на землю, расслабляя каждый уголок своего тела, каждую его частичку. Ей внезапно почудилось, что на улице невыносимо жарко. Настолько, что хотелось раздеться до гола и нырнуть в ближайшую речку. И ничего, что совсем недавно она дрожала от холода. Может же температура так резко меняться? Даже если нет, разве не стоит доверять ощущениям собственного тела?

Женщина закрыла глаза. Там, в глубине её подсознания, она была не одна. Там её окружала любовь. Там была надежда. Ирина выгнулась и сладко простонала, почувствовав чей-то язык на своей шее. И нет, ей не страшно. Она знает, что это он. Всегда был он. Женщина побоялась открывать глаза. Испугалась того, что может его спугнуть. Дарвин же аккуратно стянул с неё платье, начиная осыпать нагое тело поцелуями.

Женщина рада тому, что он её не бросил. Никогда не бросал. В тот момент, когда от неё отвернулась каждая душа, будь она воплощением зла или чего-то вполне доброжелательного, он был рядом. Он и только он.

– Я больше не могу без тебя, – по её щекам побежали слезы, – я больше этого не вынесу, Чарльз!

Последние слова она прокричала. Губы, которые оставляли на её теле нежные поцелуи, вдруг исчезли. Женщина сделала то, чего и боялась. Она спугнула его. Спугнула свою безумную фантазию. Единственное (что было всё ещё с ней) - это жар. Каждая конечность, каждая частичка тела горела, плавилась. По коже будто проходили сотни иголок, заставляя иногда вздрагивать от ощущений. Ирина взяла гвоздь, который совсем недавно впился ей в ногу при падении, прокрутила его в руках, замечая то, какой он острый, и поднесла к запястью. И нет, она не считала это попыткой самоубийства. В этом действии скрывалось нечто иное, то, что она давно хотела сделать. Ирина медленно провела острым концом по венам, которые довольно хорошо были видны на коже, и следила за тем, как кровь струилась по абсолютно белой руке. Нет, это было не самоубийство, а всего-то попытка попасть к нему в объятия.