Поражение Сефир.

Гермафродит. Рассказ

Уже в который раз, глядя в зеркало, на вытянутое лицо с заостренными чертами, он никак не мог признать его своим. В полумраке сплошь чёрные глаза были трудно различимы. Он будто бы смотрел на мир пустыми глубокими впадинами - мёртвыми, ничего не выражающими. Также он ощущал себя и внутри - там было слишком пусто, угрожающе пусто. И постоянно преследовало его это странное чувство, что что-то очень важное выжгли из него, удалили раскаленными щипцами, нещадно вырвали как поражённый болезнью зуб.

«Я сделал что-то очень страшное... Иначе и быть не могло» - думал Нха. Он думал: «я сделАЛ», вместо - «я сделАЛА», и это было неправильно. До некоторых пор только неправильно, скоро станет преступно и наказуемо. Нха был юн, даже не молод, хотя грань между двумя этими понятиями у его линии была очень расплывчата. Хийлы созревали рано, уже в 15 лет могли спокойно размножаться, да и со сменой фаз у них в таком возрасте проблем не имелось. Нха было уже семнадцать, и он всё ещё плавал в фазах, задерживаясь в мужской больше, чем надо. Смотрители, конечно, беспокоились. Одно время посещение врачей стало для Нха чуть ли не традицией. Они думали, что помеха в примешанной в геном чужеродной лхаиской линии, но на самом деле Нха просто не хотел менять пол.

Переход в женский цикл был для него сущей пыткой. Нет, органы нормально меняли положение, гормональный фон разворачивался без скачков, и даже кожа становилось чуточку светлее, вымывая тёмно-серые пигменты и приобретая привлекательный чуть палевый оттенок. Но сама мысль о женской фазе, и об изменениях, которые пробивают эмоциональный фон подобно пулям, выворачивала Нха наизнанку. Он готов был есть сублимированные гормоны килограммами, только бы снова не оказаться в женском цикле. И ел бы, да только толку от этого было мало. Глядя на огромный белесый силуэт Луны, раздувающийся на чёрном небе, он мысленно, каждый раз сыпал на него проклятия, так щедро, как только мог. Природа брала своё, брала жестко, не спрашивая, и пинком толкала Нха в ненавистное обновлённое тело.

Смотрители вились вокруг Нха в заметно приподнятом настроении, когда смены проходили без оказий и уже раздавали ему... точнее ей довольно щедрые комплименты. Большая часть из них входила в мужскую фазу, когда Нха оказывалась на женской, и уже предлагали ей себя в качестве потенциальных партнёров. Сжимая зубы, Нха терпел, и старался отвечать на проявленные к себе знаки внимания любезностями и фальшивыми улыбками. Так было принято. В этом мире так вели себя абсолютно все, кроме, может быть, высокородных, которые слишком многое могли себе позволить. Давя в себе желание схватить очередного претендента на партнерство за горло, Нха старался скрыться подальше от чужих взглядов, искал себе угол потемнее и отсиживался там большую часть своего женского цикла. Именно в это время, особенно по ночам его мучили частые приходы, вспышки, обрывки каких-то невероятных видений. Он не понимал их природы, они были слишком светлыми и отличными от всего, что он видел и знал раньше. Иногда погрузившись в очередную, мелькнувшую перед глазами серию образов Нха чудилось, что его веки будто прожигает изнутри. Всё что он видел, было неизвестным ему, но при этом знакомым. Его неизменно преследовало чувство Великой потери. Часто к горлу подкатывал ком, и снова что-то жгло, где-то глубоко внутри.

«Я сделал что-то очень страшное» - Нха закрыл лицо руками и отошёл от зеркала. Тонкие длинные пальцы судорожно сжались на лбу. Нха часто делал это непроизвольное движение, будто бы пытаясь стянуть с себя маску. Чёрные жёсткие кудрявые волосы рассыпались по вискам. Звякнуло об пол. Это снова слетел с головы золотой обруч - подарок материнского родителя. Предмет, за который любой хийл среднего звена мог запросто отправить к Чёрному Богу с десяток себе подобных. Нха очень редко надевал его, чаще просто носил на поясе как необходимый знак своего статуса. Он не любил золото... Его память не любила. Долго смотря на жёлтый металл, он рано или поздно начинал видеть на нём капли ярко-красной, густой жидкости.

Материнский родитель с даром не прогадал. Из-за обруча Нха пришлось обзавестись «вторым комплектом зубов и ушей». Эта поговорка как нельзя лучше отображала положение, в которое поставил Нха его материнский родитель. Сверстники возненавидели лхаиского выродка ещё больше и паутина интриг, плетущаяся вокруг него, росла с непомерной скоростью. Но материнского родителя Нха это очень радовало. В одно из своих редких посещений Шахаб был крайне доволен. За день до его прибытия Нха убил свою сестру. Сходящаяся с ума по Золотому Дару она пробралась в блок Нха поздней ночью и попыталась незаметно отравить его иглой. Он помнил её глаза, когда Хаз уже сползала по стене, получив по голове сокрушительный удар. Он помнил синюю линию, нарисованную на стене её кровью. Он помнил как, прижав её к себе, ревел навзрыд как дикое животное. Он только плохо помнил момент, когда тело его сестры уже выносили из блока, и один смотритель, кажется, похлопал по его плечу, а второй сказал, расставляя мебель и вытирая со стены кровавый след: «Задатки неплохие, но эмоций многовато, ох уж эти лхаиские гены. А Хаз подкачала, я был о ней лучшего мнения».

Хийлы не плачут и никого не жалеют. Шахаб напомнил тогда Нха хийлиские заповеди, обрисовал путь, который ему предстоит пройти в ближайшее десятилетие, два и удалился. Про Хаз он не сказал ни слова. Она была 122 сыном, связи, благодаря которым она родилась, были давно утрачены, да и с отцовским родителем её, Шахаб уже лет как 5 не имел никаких дел.

«Милосердие - путь к ранней погибели. Выбей из себя эту дрянь!» это Юсфа поучал Нха через несколько дней после смерти Хаз. Старший смотритель, самый старый из всех, но, в свои 350 лет выглядящий на 25. Он половину заработанного тратил на поддержание своей молодости, и один Чёрный Бог знает сколько людинских эмбрионов сгинуло в его бездонной утробе.

«Кому как не тебе знать об истинном смысле жизни? Твой мудрейший родитель лучший пример не только для тебя, но и для всех нас. Чти его путь, иди за ним и не сворачивай. Задави в себе эти низменные порывы, или мы их задавим сами».