портрет

портрет

Сон, сон. Опять этот сон.

Два дня подряд снится незнакомый город. Я не знаю его название, но я там живу, это моё место. И, как-то странно, во сне мне даже не приходят мысли, спросить у встречного, что это за город. Просто знаю — он мой. Каждая улица, каждый закоулок мне знаком. Мне в нём комфортно жить и легко дышать. Он не огромный мегаполис, однако и не маленький. В нём не бывает суровой зимы с большими снегами, скорей наоборот зима есть, но она не сильно морозная и короткая.

Сегодня, во сне, я и моя подруга Света, гуляя по набережной и её окрестностям, зашли, в какой-то старинный двухэтажный дом и увидели…

Но всё по порядку.

Вначале я шла куда-то с сыном, которому лет восемь. Он спросил, пойдём ли мы на прогулку? Я ответила что пойдём, но вначале нам нужно позавтракать оладушками со сметаной и мёдом, которые я приготовила.

Видение меняется…

Я на берегу какой-то чистой и прозрачной реки, вижу большую набережную, с невысоким пешеходным мостом и второй берег, с такой же красивой набережной, по которой прогуливались люди, среди которых я узнавала много знакомых. Нет, я не знаю имён этих женщин и мужчин, однако лица… я их уже где-то видела. И вот я уже спускаюсь с косогора к ручейку, который журчит в зарослях низкорослых плакучих ив и кустов цветущей сирени, сажусь на берег и спускаю ноги в прохладную воду.

Зову свою подружку Свету присоединится ко мне, утверждая, что вода тёплая и, здесь вовсе не глубоко. По колено, не глубже. Ручей можно перейти вброд. Сквозь чистую воду, видно дно с жёлтым песком.

Вдвоём мы сидим над ним и, плеская ногами в прозрачной, приятной прохладной воде, смотрим вдаль, на луга с молодой, сочной травой, церковь на взгорке и, ярко голубое, безоблачное небо над всем этим простором. Мы совсем юный, в лёгких шелковых сарафанах и нам по семнадцать лет.

Ощущение счастья и умиротворения в душе — неописуемо. Нам хорошо и хочется, чтобы эти минуты длились долго-долго.

Однако всему бывает предел. Света встаёт и тянет меня за руку, говоря, что нам пора возвращаться. Мы идём по некрутой узкой тропинке вверх, а я всё оглядываюсь, и смотрю на ручей, который исчезает за поворотом в густых зелёных зарослях и до нас доноситься только тихое мелодичное журчание. Проходим мимо современных высотных домов и входим в небольшой сквер, расположенный в старой части этого города.

А вот и наш дом, но не та шести подъездная, кирпичная пятиэтажка. Дом в два этажа, окрашенный в нежно лазоревый цвет, с парадным входом.

Я удивлённо смотрю на Свету.

— Наш? Ты не ошиблась?

— Это он, — улыбка не сходит с миловидного лица Светланы. — Пойдём.

В доме никого нет. Коридоры и комнаты пусты и наши шаги гулко отдаются от стен и высоких полков. Пустое, но вовсе не мрачное и тёмное жилище. Дневной свет заливает каждый уголок комнат. Мы продолжаем изучение, по утверждению Светланы, нашего дома.

Чем дальше мы идём, тем явственней во мне появляется уверенность, что я здесь уже бывала.  Молча поглядываю на Свету. Как будто прочтя мои мысли, она кивает утвердительно головой и шепчет:

— У меня такое же чувство «дежавю». Я здесь бывала.

Изучение первого этажа прибавляет нам уверенность. Широкая лестница с ажурной кованной балюстрадой и деревянными, покрытыми тёмным лаком, перилами, ведёт нас на второй этаж. Смелость добавляет нам озорства.  Я шутливо передразниваю героя «Карнавальной ночи»:  

— Люди! Ауу…

— Ауу!.. — вторит Светланка.

Никого.

— Наверное, это какой-то музей дворянского быта, — заключаю я, оглядывая обстановку.

— Почему же тут нет ни посетителей? Ни работников музея, в крайнем случае — сторожа?

— Ага, стража, чтобы пропёр нас отсюда!

Мы тихонько хихикаем и на всякий случай оглядываемся по сторонам. Вдруг из-за угла выскочит дядька с метлой, или сварливая тётка со шваброй.

В конце длинного коридора — высокие, с витражными створками двери. Цветные стёкла витражей изображают природу — нежные цветы ромашки и васильков, гибкие ветви деревьев с птицами на них.

— Посмотрим? — тонкая бровь Светы вопросительно поднимается.

— Давай.

Петли предательски заскрипели, и наши любопытные глаза увидели большой зал с зеркалами в простенках между окнами, с портретами на стенах и ведущей на балкон, дверью. Начищенный до блеска наборный паркет сиял в свете солнечных зайчиков.

— Шикарная гостиная! — осторожно ступая на каблуках, по скользкому полу, восхищённо произнесла Света.

 — Наверное, бальная зала.

— Кто их знает, этих дворян, может и зала. Только портреты больше в гостиной уместны.

— А у них предков много — вешать некуда было, — съехидничала я. — Вот и навешали, где пришлось.

— Тётеньки, дяденьки, папеньки, маменьки… — Света медленно шла мимо ряда портретов, с лицами людей которых давно уже не было на свете.  

— Ну, может историческая ценность портретов и не велика, но … Что ты чувствуешь, глядя на них?

— Холод. — Света зябко передёрнула плечами. — Как будто я… на кладбище. Только крестов не хватает.

— Верно. Тела этих людей давно истлели, а дух остался здесь. Если правда, то в некоторые портреты, ещё при жизни, вселяется душа изображённого на нём человека.

— Или сюда! — голос Светы дрожал.

Я взглянула на подругу. Её шаловливая весёлость куда-то исчезла. Она замерла и неотрывно смотрела на один из портретов.

Я быстро подошла к ней.

— Посмотри.

Сумрачное небо, тёмная стена кустарника, в котором исчезает тропинка и появляется уже у речного омута, который в народных поверьях считался местом опасным. И на этом затаённо тревожном фоне, два ярких пятна, Фигуры двух девушек.

— Да, — медленно протянула я. — Впечатляет. Русалки у омута.

— Необъяснимо… — Света неотрывно смотрела на картину.

— Историческая ценность полотна несомненна…

— Ты на лица их взгляни! — закричала Света и метнулась из зала к выходу.