Гас с фонариком шел по заброшенной канализации. Серый бесконечный темный коридор, с капающей с трещин потолка грязной водой, манил молодого парня своей загадочностью. Стены без углов сливались в потолке в давящий свод, который был на высоте полутора метров от головы Гаса. Пол разделяла на два бетонных берега грязная речка. Покинутое несколько лет назад техническое сооружение было пропитано духом сотен лет истории, а заодно и отходами этой истории и испражнениями всех ее участников. Но Гас почти не чувствовал запаха. Он хлюпал военными ботинками по мутной воде и водил фонариком по стенам, разгоняя светом многочисленных тараканов и крыс. На Гасе была потрепанная немецкая форма Вермахта, и сам он сходился с ней. Парень, несмотря на свой юный возраст, 16 лет, был уже высоким, крепким и сильным, словно истинный ариец в представлении Гитлера. Фюрер был бы точно рад взять к себе такого атлета со светлыми волосами и глазами, да еще и с пытливым умом. Этот спокойный великан обычно ходил уверенно, но мягко и незаметно, будто плыл, подобно тени. А глубоко посаженные и немного прищуренные глаза говорили о большом интеллекте, способном на многое.
Вдруг Гас остановился. Он оглядел канализацию, а потом спросил себя: «А что же я ищу?». И фонарь сразу погас. Коридор, для которого фонарик был единственным солнцем, погрузился во тьму. Гас стал трясти фонарик и бить его об руку. Это помогало: фонарик на некоторое время загорался, но потом снова потухал. Но пока он горел, парень успел заметить, что пейзаж поменялся. Вместо привычной канализации луч фонаря обводил кирпичные заплесневелые стены какого-то подвала. Гас понял, что он спит. Он открыл глаза.
Но опять он увидел тьму. Он лежал в ящике, похожем на гроб. Он немного надавил на крышку, но она не хотела открываться. И тут Гас вспомнил, что он в больнице.
Когда Гасу Фаренгейту было 15 лет, он с мамой поехал на отдых в небольшой лесок в Ганновере около судоходного канала. Там в Гаса вцепился клещ. Его вынули и повезли в лабораторию, чтоб проверить на болезни. И не зря. Клещ был переносчиком какого-то малоизученного, но смертельно опасного вируса. Гаса тут же начали кормить таблетками. Они здорово помогли сбить симптомы: невыносимую головную боль, высокую температуру, плохой сон, кошмары. Гас выздоровел достаточно быстро, но сильно потерял в весе, а еще нуждался в радиотерапии, так как у него начал развиваться рак. Его отвезли в больницу какого-то тихого немецкого городка, привели в палату с белыми ящиками, напичканными электроникой. Гас разделся и положил свои вещи в шкафчик хранения, сделанный тут специально для того, чтоб пациенты в случае чего могли одеться прямо тут и эвакуироваться. Он помылся в душе, после чего на него одели белую пижаму и повели в один из тех ящиков, в котором собирались излучать.
Мать Гаса, Матильда Фаренгейт, была его полной противоположностью. Во-первых, она была темная, это у нее так сильно проявилась восточная кровь: ее родственники были турками и арабами. Во-вторых, в противопоставление своему высокому, атлетичному и практически безэмоциональному сыну, она была низкой, пухлой и очень подвижной. Словно смешной колобок в своем любимом черном платье, она постоянно бегала туда-сюда, хлопоча по дому. Ее эмоциональный звонкий голос всегда передавал ее настроение, которое могло ураганно меняться по нескольку раз на день. У нее на лице не было надбровной дуги, как у Гаса, который из-под нее сверлил мир почти рентгеновскими глазами. Матильда была не очень красива, но в ее пухлом личике с маленьким носиком и ртом с большими губами было свое очарование.
- Вы не волнуйтесь, фрау Фаренгейт, - успокаивал хнычущую мать врач – Ваш сын будет здоров, он просто впадет в летаргический сон на пару месяцев. Мы его немного поизлучаем в этом приборе, после чего он будет как новенький. Теперь ты, - обратился к подростку врач – не бойся, для тебя время пройдет незаметно. Когда ты проснешься, нажми красную кнопку, она у тебя будет в руке. Прибор откроется, и сестра тебя вытащит. Но еще может случиться так, что ты проснешься во время стихийного бедствия, когда больница будет разрушена. Тогда ты должен сам выбраться из прибора, достать ключи, а они у тебя будут в этой коробочке, - врач протянул Гасу маленькую черную коробку – Достань свою одежду и выбирайся. Но не пытайся сразу, как только проснешься, ломать прибор, он дорогущий, между прочим, - улыбнулся врач – А теперь ложись.
Мать уже собралась напоследок обнять сына, которого она не увидит в ближайшие несколько месяцев, но врач остановил ее и сказал:
- Не надо, фрау Фаренгейт. Гас только прошел дезинфекцию, хотите ему микробов в камеру занести? Не волнуйтесь, все будет хорошо.
После этого Гас лег на белую кожаную подстилку прибора, и врач закрыл массивную крышку. Автоматические замки защелкнулись. Тело Гаса автоматически змеями опутали провода, которые были созданы, чтоб избежать атрофирования тела, а так же трубочки капельницы, которые впились парню во все возможные и невозможные места. Ленты синих светодиодов заменили естественный белый свет снежной пасмурной погоды, зашедший из окошек. Чуть позже в камеру из шлангов пустили кисловатый газ, от которого Гас за несколько минут ушел в объятья Морфея.
«И это еще было 24 февраля, в мой день рожденья!» - заметил Гас – «Я вышел из комы, судя по всему. Наконец-то».
Гас несколько раз нажал на красную кнопку, потом минуту беспрерывно звал медсестру. Он колотил крышку прибора в надежде, что кто-то его услышит. Но никто не хотел отзываться. «Может, они подходят уже?» - подумал Гас и немного успокоился. Он лежал на спине и думал о своих снах. Снилось ему много чему, он это точно знает, но мало что из них помнит. Он помнил лишь о подобных вышеописанному сну, где он исследует с фонарем какие-то пещеры или старые здания. «Неужели я гуляю по закоулкам своей души? - задумался Гас – Сейчас бы сонник почитать».