Думаю, детство – это лучшее время в жизни любого человека. Пусть, многие это время и не ценят. Вспомните, как будучи мелкими, вы мечтали поскорее стать большими как папа или мама. А потом вы вырастали… Ипотека, работа, дети, счета за коммуналку… Наверняка, скучаете по временам, когда самой большой проблемой в жизни были несделанная домашка и невкусная каша?
А лето… Раньше это были три месяца беззаботной жизни. Сейчас же, это просто время, когда ты ходишь в офис без куртки.
Так что, да, думаю детство – это, определенно, лучшее время в жизни любого человека. Кроме меня… Мое детство было ужасным.
Раньше, я каждое лето проводил на даче у бабушки с дедушкой. Помню, как мама сообщала мне эту новость. Каждый раз у меня начиналась истерика. Я хотел все лето бегать с пацанами во дворе, играть в футбол и объедаться мороженным, а родители отправляют меня в какую-то глухомань. Помню, как я садился на заднее сиденье отцовской машины, за мной закрывалась дверь, автомобиль трогался с места, я прижимался лицом к стеклу и смотрел на друзей, которые, некоторое время, бежали за машиной, махали руками, прощаясь со мной. На глазах выступали слезы, в голове играл «Владимирский централ», а в сердце зарождалась всепоглощающая тоска.
Путь до дачи занимал два часа. Два часа боли и страданий. Видимо, когда-то давно, в этом районе была метеоритная бомбардировка, от чего, дорога превратилась в месиво из кочек и выбоин, а в машине не было амортизации, поэтому, после каждой такой поездки, моей жопой можно было забивать гвозди. Когда мы, наконец-то, съезжали с трассы на проселок и в дали появлялся ветхий двухэтажный дом, который будет служить мне тюрьмой следующие три месяца, сердце замирало, я начинал рыдать и бросаться матери на шею, умоляя, чтоб она одумались, убеждая, что все еще можно исправить. Тщетно.
Подъезжая к деревянному забору, машина останавливалась. У калитки, неизменно, стояли, святящиеся от счастья бабушка и дедушка. Я, нехотя вылазил из автозака.
— Ну, здравствуй, внучек! — Радостно произносила баба Таня. — Что ты как не родной, Олежка? Обними бабушку!
Я медленно подходил к ней, после чего, баба Таня прижимала меня к себе морщинистыми руками, а дед Максим хлопал по плечу. Во время обнимашек я бросал последний взгляд надежды на маму, а она в ответ смотрела на меня отстраненными пустыми глазами. «Бессердечная сука» — каждый раз думал я. Но нет, дело было не в этом. Она все понимала. Понимала, что моя хандра продлится максимум до следующего дня. Что ж, она была права.
Проходило немного времени, грусть отступала, и я начинал находить радости в загородной жизни. Ловля бабочек и головастиков, походы в лес за грибами, баня. Да что там говорить, даже банальное изучение местности. Каждый раз блуждая по территории (а она была огромная) или за ее пределами, я находил, что-то новое. Будь то брошенный старый мотоцикл на окраине леса, берлога медведя (пустая, к счастью) или, просто, очередное живописное место, коих в той местности было огромное количество. Иногда я натыкался на разрушенные дома, от которых остались лишь пара стен, а то и вовсе один фундамент. Если верить бабушке и дедушке, когда-то в этих местах была полноценная деревня, но старики умирали, а молодые уезжали в город при первой же возможности. В итоге, уже к развалу СССР, деревня сузилась до одного участка, принадлежавшего родителям моей мамы.
А еда… Если вы не любите овощи, вы просто не ели их с грядки: магазинный помидор никогда не сравнится с только что сорванным помидором из теплицы. Картошка, редиска, огурцы – на даче все имело особый вкус. Отдельно хочется упомянуть бабушкины отбивные. Господи, какие же они были вкусные… Не знаю, в чем их секрет, но это было божественно. Ничего не имею против того, что готовит мама, но с бабушкиными отбивными ничего не сравнится! Вероятно, она их готовила из говядины, так как коровы были единственными животными которых разводили на даче. Хотя, я и их не видел. Дед держал их в коровнике без окон, массивные двери которого, всегда был закрыт на огромный навесной замок. Сколько раз я не пытался хоть краешком глаза заглянуть внутрь, все тщетно. Дед и близко меня к нему не подпускал, а я сгорал от любопытства в попытках узнать, что внутри. Насколько я помню, единственными кто входил в коровник были дед и наш сторож.
Кстати, о стороже… Не знаю, где дед его нашел, но он меня до жути пугал. Два метра ростом и, минимум, сто пятьдесят килограмм весом, вечно молчаливый, хмурый и пьяный. Дед говорил, что он безобидный. Ну, для деда может быть, а вот я старался держаться от сторожа подальше.
Дед Максим, несмотря на то, что жил, по сути, в лесу, судя по всему, был очень уважаемым человеком. То и дело, к нему приезжали какие-то люди. С важным видом, в костюмах, на дорогущих автомобилях. В машинах я не очень хорошо разбирался, но было ясно, что принадлежат они очень серьезным людям, слишком уж инородно и не к месту они смотрелись в этой глуши. Как Илон Маск в собесе. В любом случае, надолго они не задерживались. Подъезжали к калитке, дед выходил с какой-то коробкой, которую ставил в багажник машины, ему отдавали небольшой сверток, и машина уезжала. Однажды, я спросил деда о том, что они передают друг другу. Дед, который всегда был приветливым и улыбчивым, грозно на меня посмотрел и сказал, чтобы я не лез не в свое дело. Это был единственный раз, когда я видел его злым.
В любом случае, лето у бабашки с дедушкой всегда было ярким воспоминанием в моей жизни. Поэтому, с каким чувством я садился в отцовскую машину, когда он увозил меня на дачу, с таким же чувством, я садился в нее, когда уезжал обратно. Я смотрел в окно, видел, как рыдала моя бабушка, наблюдавшая как любимый внук ее покидает, и начинал рыдать сам. В общем, лето на даче навсегда останется в моем сердце.