Последнее желание

Последнее желание

– Итак, ты осознаешь, что произошло?

– ...

– Ты понимаешь, кто я?

– ...

Неохотно отрываю взгляд от столешницы, покрытой льняной скатертью, и смотрю на человека напротив. Темный силуэт расплывается, будто мы сидим в накуренном ночном клубе, а не на летней террасе кафе. Хотя, несмотря на послеполуденный зной, в этом укромном уголке прохладно и свежо. Передо мной идеальной формы кружка для капучино, обильно покрытая пенкой и украшенная веточкой из корицы.

– Полторы ложки сахара, как ты и л­юбишь, – ответил незнакомец.

Я снова опускаю глаза на кружку с блюдцем и наполированной ложечкой, снова смотрю на «незнакомца» и не могу понять, почему я так четко вижу блики на посуде, и не могу рассмотреть ни одной складки на черной одежде. Я пытаюсь поднять глаза выше, на лицо, но меня сковывает тяжесть и страх.

– Ты понимаешь, кто Я? – повторяет свой вопрос незнакомец, делая усиление на последнем слове.

– ... да, – честно отвечаю я.

– Ты осознаешь, что произошло? – мы возвращаемся к первому вопросу.

В моей голове мелькают куски воспоминаний, прямо как старый детский калейдоскоп из стеклянных осколков: улица, дорога, ребенок и громкий звук клаксона.

– Твое не подлежащее восстановлению тело уже погрузили в черный мешок в нескольких кварталах отсюда, а твой мозг только что прошел рубеж невозврата, – незнакомец подносит ко рту кружку с черным чаем. Я не отрываю от нее глаз, но, когда она минует линию подбородка, я со страхом зажмуриваюсь и снова смотрю на столешницу.

Я точно знаю, кто мой собеседник.

– Давно не виделись, маэстро! – в его голосе слышится легкая насмешка. Как ни странно, меня она успокаивает.

– Глупое прозвище! – я смотрю куда-то в сторону, хотя понимаю, что пафос здесь неуместен.

– Скажи, кто я, – мягко настаивает мой собеседник.

– Ты Смерть, – я делаю глубокий вдох. 

Едва это слово слетает с моих губ, как я ощущаю легкость и покой. Я признаю очевидное. Более от меня ничего не зависит.

– А вот тут ты неправ.

Я сразу понимаю, что это ответ на мою последнюю мысль.

– Нам осталось подвести итог. Мелкая формальность, которая имеет большой эффект, – Смерть делает еще один глоток чая, отставляет кружку и уточняет: – Последнее желание. Ты же помнишь правила?

Я задумываюсь. Рука непроизвольно тянется к стынущему напитку.

«Чистая арабика!» – с долей тоски думаю я. И может чуточку с иронией. Да, Смерть не скупа.

– Три выхода... – бормочу я.

– Верно. Ты вырос, маэстро!

– Говорить такие слова владельцу мелкой забегаловки... Точнее бывшему владельцу, – мои глаза невольно устремляются на юг, где за рядами высоток пристроилось мое скромное заведение.

Мне становится грустно, когда я представляю лицо госпожи Сяо, эмигрантки, которую я нанял уборщицей и посудомойкой полгода назад. Она так дорожила этой работой. Надеюсь, с ней все будет хорошо.

– Даже не сомневайся. Но теперь это не должно тебя волновать, разве что если... – я ощущаю, как холодные глаза Смерти впиваются в меня, сковывая страхом, – ...это и есть твое последнее желание?

– Н...нет, – отвечаю я, немного подумав.

«Желание должно быть искренним и...»

– Оно не может превосходить твой жизненный опыт, – закончила Смерть мои воспоминания. Воспоминания о ее же словах, что она произносила в эпилоге каждой моей жизни.

– И ты не можешь просить раскрыть тебе то, что скрывается за чертой, – Смерть кладет чайную ложечку прямо между нами, как для наглядности. – За моей чертой.

– Только то, что касается жизни.

– Этой жизни, – мягко дополняет Смерть, подливая себе чаю. – Я лишь могу напомнить... уже в который сотый раз, что за мной тебя ожидают три двери: дверь сюда же, дверь вперед и выход. Именно твое последнее желание и определит, в какую дверь ты пойдешь. Итак, я слушаю.

– Тот ребенок, – неуверенно начинаю я, –  он жив?

– Ты хочешь удостовериться в этом? – ровным голосом спрашивает Смерть.

– Впрочем, какая разница, – честно отвечаю я.

Да, я уже проходил это. Четыре века назад я был женщиной, которая очень переживала за своего сына, боялась даже на секунду оставить его без присмотра. А когда меня сморила хворь желудка, я так не хотела его покидать, что попросила Смерть остаться подле него. Каково же было мое удивление, когда я узнала, что мой любимый сын и подсыпал мне отравы. Моя душа, лишенная тела, переживала боль и горечь в сто раз сильнее, чем при жизни. И эта мука не прекращалась пока мой сын, подвыпивши, не утонул в пруду. После чего меня отправили в первую дверь делать работу над ошибками. Я перерождалась в той жизни больше 80 раз! Это, пожалуй, был самый долгий урок. Пожелав соседке, за которой смотрела, легкую кончину (не агонию как у меня), я заслужила право на новую жизнь, и меня пустили во вторую дверь.