Последний мост к истине - Начало

Глава 20

Купальня представляла собой обширное круглое помещение, отгороженное от остальной части купола ширмой из крупных острых листьев. Ветки, которые тут являлись и полом, и стенами, образовывали пару круглых ванн, одну поменьше, поднятую на небольшое возвышение, а другую — большую, глубоко утопленную в пол.

Под сводом купола, точно над ваннами, висели сотканные из тех же листьев бурдюки. Толстые завитые лианы спускались от них вниз.

— Тянешь, льётся вода, — пояснил эльф, когда вся компания прокралась через устеленный мхом зал и ввалилась в эту самую купальню. — Отмылся — нажимаешь сюда, и вода уходит.

Его изящная рука коснулась сучка, украшенного большим светло зелёным цветком.

— Когда отмоетесь, — продолжал раздавать указания Полдон, — наденьте вот это и проходите в весеннюю залу.

Фиалка посмотрела на указанную стопку тёмно зеленых тряпок. Ей не терпелось сменить почерневший от грязи рабский балахон, разорвать его, сжечь, только сил на эмоции уже не было. Ей едва удалось разжать пальцы, чтобы уронить тяжёлое копьё на плетёный пол.

— Так, Энни, — подал голос Мартин, опуская на пол походный мешок, — занимай верхнюю. Полдон, можно организовать какую-нибудь ширму?

Эльф некоторое время задумчиво смотрел то на Энни, то на остальных, затем кивнул и ласково погладил ближайшую к нему ветку. Дерево зашумело, будто ворочающийся во сне медведь, и между малой и большой ваннами выросла стена из листвы.

— Снимайте серварины, — скомандовал эльф. — Они вам больше не понадобятся. Под сенью Великого Древа они запрещены.

Раздались щелчки скрытых застёжек, и вся компания протянула Полдону серебристые обручи. Кроме Энни. Она осторожно потянула за край своего ошейника, но тот и не думал поддаваться. Метал обжёг руку прохладой и воспоминаниями.

— Снимите мой, — прошептала она, едва выдавливая воздух из лёгких.

Полдон приблизился и оглядел браслет на её шее. Лицо эльфа было прекрасным и непроницаемым.

— Это будет сложнее, — сказал он, отстраняясь. — Займусь этим позже. Ты можешь отдать мне это.

Его рука указала на грязный пучок фиолетовых волос, которые Энни продолжала сжимать в руке.

Она отпрянула, сделав пару шагов назад.

— Нет! — голос девушки звучал слабо, но непреклонно.

Полдон открыл было рот, но ничего не сказал. Он словно в одно мгновение потерял интерес и к девочке, и к волосяному жгуту в её руках.

— Вымойтесь хорошо. В весенней зале будет накрыт стол. Поешьте и отдохните. К закату мы двинемся дальше.

Ответом на его указания были сдержанные кивки и напряженное молчание. Даже несмолкающий Гарри держал язык за зубами.

Энни тоже не хотела разговаривать. Она просто хотела смыть с себя ту грязь, копоть и кровь, что облепили балахон, кожу, остатки волос. Ах, если бы воспоминания можно было так же легко выдрать из головы!

Пока девушка погружалась в свои мысли, эльф ушел, оставив путников наедине с чудной природой этого дома.

— Ну, — выдохнул артист, потревожив листву стен, — давайте испытаем на себе чудеса быта, который ведут наши повелители. Мало кому из смертных довелось побывать в домах эльфов.

Он скинул с себя робу, которой бы хватило на десяток платьев для девчонок поселка, и, глубоко вздохнув, потянул за свисающую лиану.

Кристально чистая вода звонко полилась из большего плетёного бурдюка прямо ему на голову. Поднялась целая туча брызг, которые не преминули окатить неосторожно замерших поблизости Мартина и Гуппера.

— Аах! — вздохнул великан, зачерпывая могучей дланью воды и разбрызгивая её на приятелей. — Холодненькая!

Гуппер ойкнул, бросил сумку и резво стянул серебристую накидку. Его примеру последовал Странник, и вскоре вся троится принялась отчаянно плескаться, весело фыркая.

Фиалка бездумно смотрела, как её спутники резвились в прибывающей воде. Они словно в момент забыли о всех злоключениях, что им пришлось перенести. Словно и Гарри, и Мартин, подобно Гупперу, потеряли память.

Странная, невообразимая горечь наполнила рот Фиалки, и она поспешила скрыться за ширмой, чтобы никто невзначай не увидел подступивших к глазам слез.

Вода и вправду оказалась прохладной. Видимо, её грело солнце, а в преддверии зимы его было немного. Впрочем, девушка быстро привыкла к прохладе. Она остервенело тёрла кожу, соскребая следы, оставленные проклятым королевством кобольдов.

Бардовые маслянистые пятна, медленно растворяющиеся в синеватой глубине, рисовали ей жуткие картины. Вот растеклось перекошенное лицо белой, с глазами полными испуга и укора. Вот в угольной черноте истлел Курт, только обретший надежду на избавление от мук.

Энни остановилась только когда из-под поломанных ногтей стала сочиться кровь.

Надавив на указанный эльфом сучек, девушка некоторое время бездумно наблюдала, как вода, медленно кружась, уносит прочь пугающие образы.

— Энни, ты там как? — из-за ширмы сквозь плеск и хохот пробился усталый голос Мартина.

Девушка вздрогнула, вырываясь из объятий бездумия, и тихо ответила:

— Нормально.

Наступила недолгая пауза, полная громогласного гогота артиста.

— Прости меня, — Мартин говорил едва слышно, но каждое слово отчетливо запечатлелось в сознании Энни.

— За что? — так же тихо спросила она, прижимая колени к груди, словно желая обратиться маленьким ёжиком.

 — За то, что промедлил и не пошел за тобой сразу. За то, что не смог защитить от этих проклятых ящериц. За то, что так долго шел на выручку. За то, что втянул тебя в это чёртово путешествие.