Последний вечер на земле

Последний вечер на земле

Капитан Леон всегда, сколько он себя помнил, смотрел на мир трезво и никогда не желал иметь какие-либо волшебные способности, но в этот миг, когда мушкетёры и их дети спускались по широкой парадной лестнице Лувра, он страстно мечтал остановить время, а то и вовсе повернуть его вспять. Чтобы ещё хоть немного побыть с отцом, поглядеть на него, послушать его невероятные истории и раскатистый басовитый смех...

После окончания всего этого сумасшедшего приключения, когда сокровища Франции вернулись в королевскую казну, монахи-иезуиты были повержены, а всесильный министр финансов Кольбер потерпел поражение, у мушкетёров осталось ещё немного времени, чтобы побыть со своими детьми, прежде чем они уйдут в вечность, на этот раз навсегда. Каждый из легендарной четвёрки распорядился оставшимися у него драгоценными часами, минутами и секундами по-своему. Арамис и д’Артаньян со своими отпрысками отправились на прогулку по пустеющим парижским улочкам – аббат д’Эрбле читал молодым влюблённым вдохновенную проповедь о любви и браке, учил их преодолевать тяготы семейной жизни (что было несколько странно, ведь сам Арамис никогда в браке не состоял); д’Артаньян же грозно сверкал глазами в сторону Анри, без устали напоминал дочери об уроках фехтования, которые он ей когда-то преподал, и клялся всеми святыми, что вторично вернётся с небес и надерёт уши молодому де Лонгвилю, если тот посмеет хоть как-то обидеть его дочь. Атос и Рауль предпочли пройтись вдоль тихого берега реки – граф де Ла Фер давал сыну ценные наставления, просил его не забывать о ране, полученной в схватке с монахами, и впредь быть осторожнее. Что же касается Портоса, то он выбрал для последнего вечера на этой грешной земле вполне ожидаемое место – трактир.

Посетителей в столь поздний час было не так уж много, а те, кто сидел на узких длинных скамьях или бродил нетрезвым шагом по трактиру, старались держаться подальше от стола, за которым восседал гигант, казавшийся некоторым из них смутно знакомым, и перешёптывались, подмечая в нём черты недавно почившего барона дю Валлона. В трактире, несмотря на вечернюю прохладу, было тепло и душно, пахло жареным мясом, вином и приправами, над столами слышался тихий гул голосов, прерываемый стуком кружек и редкими возгласами.

Леон к этому времени уже слабо осознавал, что из происходящего явь, а что – сон, поэтому беспрестанно оглядывался, всё время возвращаясь взглядом к Портосу, точно боясь, что тот исчезнет, как морок, стоит только отвернуться. Анжелика, в отличие от брата не чувствовавшая никакой неловкости, с удивительной для её сложения грацией порхала между столов, бойко перекликалась с трактирщиком, дарила сияющие улыбки всем окружающим и, судя по всему, была счастлива столь неожиданному прибавлению в своей семье.

Портос отхлебнул из бокала и поморщился.

– Тьфу, кислятина! Эх, были времена, когда здесь подавали такое вино... – он с мечтательным видом закатил глаза, но Леон чувствовал, что отец изо всех сил пытается скрыть неловкость, которую ощущает не менее остро, чем его сын.

– Ну, за здоровье нового барона дю Валлона де Брасье де Пьерфона! – Портос вскинул бокал с вином. Анжелика с радостным блеском в глазах вскинула свой, Леон же только слегка приподнял бокал, отпил, но почти не ощутил вкуса и не мог сказать, прав ли был отец, называя вино «кислятиной».

– Не думаю, что я смогу стать полноправным хозяином замка, – заметил он. – Особенно сгоревшего замка, который надо восстанавливать. Меня совсем не этому учили...

Блеск в глазах Анжелики притух, а Портос насупился. Слова о сгоревшем замке были просто ничего не значащим замечанием, брошенным, чтобы начать беседу, но барон, похоже, принял их на свой счёт.

– Ну погорячился, ну с кем не бывает! – вспыхнул он. – Откуда мне было знать, что я, бесплотный призрак, смогу сжечь целый замок, да ещё и с де Жюссаком в придачу! – он хохотнул, а Анжелика быстрым движением перекрестилась. – Винный погреб, конечно, жаль... Вот там было вино – всем винам вино, а не это пойло! Бургундское, анжуйское, шампанское, бордо...

– Я спрошу у трактирщика, может, у него есть другое вино, получше, – Анжелика проворно выскользнула из-за стола и направилась к стойке. Вино явно было лишь предлогом – на самом деле она почувствовала неловкость между отцом и братом и покинула их, чтобы они могли поговорить по душам.

– Расскажи мне о ней, – попросил Леон, едва сестра отошла от них. Ему не хотелось тратить ни одной драгоценной секунды на разговоры о винах, когда на кончике языка вертелось множество других, куда более важных вопросов. Обращение к Портосу на «ты» было непривычным и почти ощутимо царапало горло, так что Леон с трудом сглотнул, прежде чем продолжить говорить. – О моей матери.

– Разве ты её совсем не помнишь? – прищурился Портос.

– Помню... смутно, – признался Леон. – Светловолосая, она часто пела мне и рассказывала сказки. Не знаю, откуда она брала их сюжеты – может, придумывала сама, потому что позже я нигде не слышал таких историй. Про колдунов, про волков-оборотней, про лесную нечисть...

– Это да, – кивнул Портос. – У Корантины был чудесный голос, и пела она как соловей. А уж какие блюда готовила! Из каких-нибудь бараньих обрезков, пары-другой яиц и зелени она могла сотворить чудо!

– Ты за это её и полюбил?

– Ну, не только за это, – Портос то ли не расслышал иронии в голосе сына, то ли предпочёл пропустить её мимо ушей. – Она была хороша собой, милосердна, добра, верна... Да мало ли за что можно полюбить женщину!