Последняя тайна

Лист 1. 1

Утро принесло с собой только туман. Он стелился вдоль берега, обхватывая низенькие домишки прибрежного портового городка густыми лапами и пряча их в своей перине. Издалека казалось, что облака устали путешествовать по небу и прилегли вздремнуть.

Туман колыхался, вздыхал, как живой. Он с удовольствием принял в свое нутро и несущуюся повозку. Привратник не спеша открыл едва видные среди густых клубов ворота и лениво проводил глазами въехавших. За последние несколько дней это была уже двенадцатая: с ярким красным знаком на двери, и ажиотаж, возникающий здесь каждый год, когда новые воспитанницы монастыря святой Адальберги собирались в городке перед отплытием на остров Фюн, уже поутих.

Правда, эту повозку стоило рассмотреть. Куда больше, чем те, в которых обычно приезжали сюда желающие постичь премудрость Господа; в разы богаче украшенная, чем даже те, в которых попадали сюда аристократы и посланники короля - и без того не частые гости в унылом портовом городишке. Но раннее утро не располагало к любопытству, а туман, так удачно разлегшийся в низине, скрыл и знаки отличия повозки. Не рассматривал особо сонный привратник ни диковинных для северных широт воинов, что ехали верхом по обе стороны от повозки, ни любопытного девичьего лица, мелькавшего в мутной слюдовой вставке дверцы. Городок, не избалованный заграничными диковинками, долго потом обсуждал и эту повозку, и свиту, и девушек, и их старого слугу. И только привратнику нечего было добавить к россказням, еще долгое время занимавшим людей и после отплытия лодьи…

Внутри повозки было холодно. Гизем так и не смогла уснуть в эту ночь. За несколько месяцев путешествия она не приспособилась к холодным дням, мокрым и промозглым ветрам побережья и моря. Ей нравилась строгая красота северных земель, но так не хватало солнца и тягучей жары родного юга! Все, все вокруг казалось ей замершим и окостенелым в неярком солнце, которое не могло ослепить, а, как благородное золото, сияло в небе, с достоинством касаясь толстым брюхом далёких горных массивов.

Небольшое разнообразие в скучную дорогу внесло появление в повозке Алау. По годам чуть старше, она казалась не в меру рассудительной и строгой. Больше похожая на чопорную англосаксонку, чем на открытых и доброжелательных валлийцев, девушка держалась приветливо, достойно, но холодно. Было ли это продиктовано воспитанием - большую часть жизни Алау провела в семье своей тётки в Лондоне, - или стеснительностью, а может быть ожиданием попрёков приживалке, за обучение которой заплачено было немало монастырю и впредь будет потрачено, Гизем не знала и вникать особенно не хотела. Достаточно и того, что набожная христианка принимала щедрый дар от мусульман. Обучение на острове Фюн по карману было немногим, и дабы уравнять всех, имевших дар, девушки из богатых семей выплачивали двойную цену. За себя и за ту, которая была выбрана монастырём.

Алау смиренно ждала благодетельницу в Гамбурге, если и была разочарована тем, что своим обучением обязана мусульманке - то никак этого не демонстрировала, приветливо, но в меру, улыбалась сопровождающим и никому не навязывала свое общество. И за это Гизем особенно была ей благодарна. Ничего против нечеститвых христиан, утверждающих - о, Аллах! - что Иса и был так ожидаемым Богом, и не слушавших пророчеств верных, она не имела. И рада была расстаться с домом, оставив все свои воспоминания там, на просторах солнечной страны Караманидов.

Безусловно, если бы Алау захотела сблизиться - Гизем сделала бы вид, что и сама хочет этого… Но впереди ее ждало слишком много непривычного, смутного, нового и оттого - пугающего. И от мысли о том, что вскоре опять нужно будет оставаться настороже, в напряжении и обдумывать каждое слово, каждый поступок, каждую мысль, становилось совсем безрадостно.

Из Гамбурга их ждало морское путешествие в Аархус, Королевство Данов, а потом - последний переезд, до маленького портового Виндсшёльда. Ни один порт, кроме этого не мог похвастаться, что принимает корабли с острова Фюн. Правда, никто и не стремился особо в древний монастырь, невесть кем выстроенный на северном отдалённом островке Данмарка в незапамятные времена, когда суровые викинги-язычники поклонялись Тору и даже подумать не могли о забвении суровых культов.

Алау и в Аархусе проявила себя достойно. Не удивилась, что все нужные покупки будут отложены до последнего городка, равнодушным взглядом проводила рынок - манящее место для всех девушек. Ах, чего стоил ей этот взгляд! Но когда ты всю жизнь зависишь от кого-то, и все твоё благополучие зависит от кого-то - приходится быть терпеливой. Нет, Алау не была коварной или злопамятной, даже наоборот. Но жизнерадостностью и непосредственность девочки так явно раздражали ее благодетелей, что приучилась она скрывать и свои желания, и свои надежды. Зато природа наградила ее иным даром, и щедро приложила к нему терпение, невиданную интуицию и умение располагать к себе. Когда мать стала не в силах кормить двенадцать ртов, ибо дети ее, не смотря ни на что, рождались крепкими и выживали, тоже не смотря ни на что, старшая дочь сама напросилась к тётке в Лондон. В городе шансы ее устроиться повышались немерено. А то, что тётка обладала не слишком ровным характером, и муж ее вовсе не являлся оплотом милосердия и добродетели, Алау не смущало. И не правда, что по малолетству она не ожидала ничего плохого от родни, к которой шла в приживалки. Знала. Наивность свою девочка потеряла чуть ли не на первом году жизни, а романтичность ей и без того не была свойственна. Она умела терпеть и добиваться своего. Невзирая на цену.

Новая роль приживалки в свите восточной знатной леди ее не напрягала. Юная товарка оказалась не спесивой, не пробовала превратить Алау в личную прислугу, смиренно беседовала со своими сопровождающими на латыни, только иногда переходя на родное наречие, и вообще ничем не напоминала восточную заносчивую принцессу, коими их изображали в сказках. Она вообще не напоминала принцессу. Никаких пышных платьев и накидок. Чёрное робообразное одеяние скрывало фигуру, чёрные же платки тщательно прятали от посторонних глаз волосы, а лицо скрывала плотная чёрная накидка, оставляя только небольшой просвет для глаз. Выдавал знатностей происхождение Гизем только меховой плащ - он просто-таки кричал о своей роскоши и о знатности той, чьи плечи носили его.