Последняя ветвь семьи Прутяну

Глава 1

Зимой дороги у гор Бучеджи были коварны и капризны – нередко Тсера видела печальные картины, мелькающие в телевизоре: прикрытые темными брезентами тела, диктор выводил на первый план окоченевшего от холода журналиста с красным носом и стоящие на заднем плане машины скорой. Удручающая картина. После нее праздничные рекламы казались нелепыми и слишком яркими, но людям свойственно быстро забывать плохое, если оно не задевает собственный дом.

Будто издеваясь над ней, внутренний голос монотонно бубнил то об одной аварии, то о другой, пальцы, вцепившиеся в руль, стали влажными. Мрачный настрой младшего брата не позволял расслабиться, он сидел на переднем пассажирском сиденье, глухо клацая по планшету и недовольно ежась. Стоило Тсере немного расслабиться, он поднимал темно-карие глаза на дорогу и страдальчески вздыхал. На третьем часу пути она сдалась, на мгновение скосила на него взгляд и сморщилась.

– Что-то не так?

– Я еду в богом забытое место только потому, что ты не умеешь переживать горе. Все нормально, Тсера, совсем ничего, что свой выпускной год я хотел бы провести в комфортной обстановке в кругу знакомых. Пригласить Ани на последний вечер, в конце концов.

Он заводил эту песню каждый день, ничем новым это не обернулось бы… Но она, не способная бросить надежды объяснить настоящее положение дел, каждый раз ввязывалась в этот разговор. И сокрушенная махала рукой, пытаясь спастись бегством от внимательного взгляда ворчливого подростка.

Их родители погибли в собственном доме год назад, пока дети отдыхали, хохотали и танцевали в гостях у общего друга. Тсера много думала об этом – если бы они остались дома, может, она смогла бы услышать крадущегося по ночным коридорам грабителя? Быть может, это ее вина? И каждый раз старалась грубо себя одернуть: они погибли бы все вместе, кто не спит в четвертом часу утра? Но каждую ночь ей продолжали сниться кошмары: липкий пол под босыми ступнями и тонкая кисть мамы, упавшая с кровати, Тсера заметила ее первым делом, когда заглянула в приоткрытую дверь. Просыпаясь, пытаясь схватить хоть немного стылого воздуха губами, она видела темный силуэт в дверном проеме, кошмар не желал разжимать своих цепких пальцев, он преследовал ее наяву.

Верно, каждый горюет по-своему, каждый должен это пережить, но порою она не могла переступить порог собственного дома, цепляясь за дверной косяк и беспомощно опускаясь на колени. Трижды престарелая, дошедшая до маразма соседка вызывала службу опеки, пытаясь убедить сотрудников, что сумасшедшая молодая девчонка не может стать опекуном собственного брата.

«Вы только посмотрите, она разрушит мальчонку психику, его нужно спасать!»

Тогда она глушила нервный смех, закусывала внутреннюю сторону щеки так, что рот наполнялся солью. Единственный, способный довести до сумасшествия невинно хлопал глазами, протягивая вызванному сотруднику кусочек яблочно-медового штруделя.

«Тсера – единственный свет в моей жизни, вы даже не представляете, насколько она заботлива».

А когда они уходили, отряхивая с длинных юбок крошки, он осуждающе сжимал челюсть, впивался в ее предплечья сильными пальцами, встряхивал.

«Очнись, Тсера, возьми себя в руки, мы – единственное, что осталось друг у друга»

И она старалась. Правда, старалась. Делала Сармале по воскресеньям, а по средам, когда приходили его друзья – коричные рогалики. Она готовила, стирала и убирала, она поставила на паузу свою жизнь. Просто пытаясь прийти в себя, убедить себя, что жизнь не закончилась. Она все еще жива.

Не получив от сестры никакого ответа, Дечебал громогласно фыркнул, зло дернул на себя дверцу бардачка и швырнул в него планшет.

– Тебе Эйш уже двенадцатый раз звонит, должно быть, что-то важное.

– Я за рулем. – Коротко и ясно. Она и сама прекрасна чувствовала вибрацию у собственного бедра, но чертова метель не давала отвлечься ни на мгновение. Казалось, порывами ветра сметет сами горы, сойдут лавины. Не самый лучший день для переезда, но она побоялась передумать.

– Без проблем. Тогда я сам. – Она не успела убрать руку с руля, когда вредный говнюк дернулся в ее сторону, натягивая ремень безопасности. Палец быстро нажал на разблокировку и салон наполнился возмущенным голосом ее литературного агента.

– Святые мученики… Копош, ты в своем уме? Как ты могла сбежать после такой чудесной новости?! Если ты продолжишь в том же духе, Общество румынских писателей и издательства знаешь куда тебя пошлют? В задницу, Тсера, в самую глубокую и безвылазную! Уму непостижимо, она создала лучшую книгу года, нет, столетия! И затихла… Я не могу выбить из тебя новую рукопись уже год, ни одной страницы или идеи, скоро твои гонорары подойдут к концу, и ты себе даже жалкого куска хлеба не купишь, ты будешь жить в горестности и рванье!

Чем громче становился поток воплей, тем ярче расцветала улыбка на губах Дечебала. Мелкий засранец рисковал остаться без еды на ближайшие две недели. Тсера обреченно втянула воздух трепещущими ноздрями и шумно выдохнула. Эйш по ту сторону телефона выдохлась, теперь слышались шумные звуки глотков, видимо, та решила промочить горло перед следующим фееричным заходом. Стоит отметить, Тсера вполне удачно уворачивалась от этого разговора последние два месяца. Постоянные тиражи ее прошлого романа позволяли еще какое-то время не думать о будущем. Она невероятно прекрасно писала про любовь. И никогда сама ее не чувствовала.

Звуки глотков закончились, послышался глубокий вдох и Тсера поспешно заговорила, не позволяя новой тираде обрушиться на ее несчастную голову.

– Погоди, Эйш, стой. Я сейчас как раз занимаюсь работой, тебе не о чем больше беспокоиться.

Редактор по ту сторону мобильного подавилась воздухом, закашлялась.

– Ты правду говоришь?

Мелкий поганец тут же поднес трубку к своим губам и широко улыбнулся, осуждающе качая головой.

– Она бросила дом, доверив непонятным личностям и тащит мою задницу в Братишор… Не пишет она ничего, Эйш, ноутбук погребен под ее ночными панталонами с зелеными рюшечками. Тсера решила, что прожить год в дыре – лучшая идея. И ты не достанешь.