Это был обычный вечер в баре у Ейска, вампира, род которого вёлся с Сарафийских земель. У него всегда было тихо, по крайней мере для такого рода заведений. Здесь посетители не били посуду, не грозились убить друг друга, а самым громким их действием обычно был тост на весь зал. Толи это из-за страха перед владельцем, толи люди западного моря были куда воспитаннее.
Ейск спокойно протирал стаканы, подслушивая краем своего заострённого уха новости последней недели. Это не было чем-то преступным для тех мест, всё же городок был небольшой, в котором у всех обычно дом есть, но жителей в нём не застать. Местные больше предпочитали уходить в свои просторные земляные угодья, где с удовольствием занимались плантациями. Поэтому новостей за время работы накапливалось немало, а на поочерёдный рассказ времени могло и не хватить. Вот подслушивание и стало обычной частью культуры.
Сегодня, как и всегда, новости в основном были о проблемах на полях, правда, как успел понять Ейск, в этот раз их было больше обычного. У Докеров истощился запас клонов на сахарных полях из-за недавних смерчей. У Раянов заболело стадо коров. Ритмины столкнулись с чередой землетрясений на юге. Такейсы подверглись нашествию жуков Гаргодо, которые съедали корни любых растений, что оказывались на пути их миграции. И это только часть из всех проблем, которые запомнил Ейск, чтобы потом подбодрить какого-нибудь несчастного фермера, решившего, что у него была ужасная неделя.
На самом деле Ейск и сам заметил, что в последнее время их земли подверглись невероятному количеству напастей. Недавно к нему домой залетел орёл с взъерошенным опереньем и пытался заклевать вампира, словно тот был какой-то змеёй, а не существом, что обычно готовило птиц на вертеле. Однако самым удивительным в этом случае было то, что орлы на равнине не водились.
В природе что-то шло не так уже пару недель, и это признавали все. Вернее почти все. Исключение составляли старые клонизаторы лет восьмидесяти, которые уже давно отошли от дел в пользу своих детей. Они утверждали, что во времена их юности такие напасти случались регулярно. И что гаргодо мигрировали дважды в год, уничтожая все посевы, и клонов приходилось обновлять гораздо чаще, и смерчи уносили иногда целые дома с маленькими девочками.
Прервал внутренние размышления Ейска о проблемах мира новоприбывший гость. Это был мужчина лет тридцати на вид, укутанный в какие-то серые лохмотья, словно странник. Его небритое лицо не обладало никакими выразительными качествами, что могли бы выделить его среди других посетителей, но этим оно удивительным образом и запоминалось. Это был Назурукт — помощник единственного кудесника, которому позволили построить замок на берегу Западного моря. Он появлялся иногда в городе со своим наставником, по делам или для закупок. Временами он даже навещал местные плантации, помогая подлечивать клонов.
Он опечаленно встал за барную стойку и выложил пять серебряников. Ейск тут же наполнил стакан брагой, которую Назурукт брал обычно, и поставил перед гостем. Напитка не стало через несколько секунд.
Назурукт огляделся по сторонам и не заметил, чтобы кто-то обращал на него внимания. Да, это был верный знак, что каждый ждёт от него чего-то важного. В конце концов, друзей у него среди местных толком не было, место он обычно занимал в уголке, да и от кого ещё ждать объяснения происшествиям последних дней?
— Граф умер, — тихо произнёс Назурукт.
Бар замер. Новость, конечно, не была совершенно неожиданной. Всё же старика не видели последний месяц ни на полях, ни в городе, ни в море. И при этом странно было осознавать, что человек, при котором рождались ещё их отцы, вдруг перестал жить. Тем более, что он был кудесником, а для жителей побережья Западного моря данный статус накладывал ещё и определённые обязательства. Например, не умирать.
Ейск наклонился к гостю.
— Ты точно в этом уверен?
Назурукт поднял на вампира покрасневшие глаза, которые готовы были закрыть тяжёлые веки. Ейску показалось, что его душу поворошили, словно муравейник, но без страсти, насмешки, гнева или злости, а с пустотой. Будто случайно.
— Я сидел с ним всю ночь, Ейск. Он перестал дышать на третьем часу. Его больше нет.
Никто не стал спрашивать, как именно это было. Да, они ждали большей театральности от ухода графа: борьбы с существами другого мира, возгорания феникса или распада на стаю птиц. Только вот ничего этого не было, да только не имело это никакого значения. Со временем его смерть и так обрастёт всевозможными невероятными подробностями в слухах, городских легендах и детских байках. Важно для сидевших в баре было то, что они остались без графа.
Граф Урим Миценгейт поселился здесь, когда ещё старое поколение фермеров было детьми. Он отстроил большой замок на старый манер, с витражами и мрачными статуями, выбрав для него место на скалистом полуострове. Естественно, говорить о нём начали всякое. Рассказывали, что он кудесник-убийца, что попытался натравить демонов на королевскую семью, но неудачно, и потому скрывался. Что он занимался изучением некромантии, дабы вернуть свою возлюбленную, которую отравили его родственники. Что он убил всю свою семью из-за их любви к ночному шуму.
Помимо баек старый Ардар, сидевший у Ейска за столиком у окна, мог припомнить и множество прочих деталей, что повлёк за собой приезд графа на их побережье. Он был среди первых детей, кого отдали в школу внутри мрачного замка. Там, ещё будучи весьма молодым, Урим учил местных ребят счёту, чтению, письму, а некоторых даже старался приблизить к себе, чтобы они освоили колдовство. Часто в то время родители не хотели такой участи для своего дитя и запрещали подобные занятия, но в обоих случаях судьба этих юношей и девушек для общественности становилась загадкой.
Те же люди, что сейчас занимались хозяйством, с детства сохранили очень двоякое отношение к графу. Замок для них стал большим проклятием, потому как обучение было принудительным. К тому же у них были и свои байки про жизнь графа. Они говорили, что он так увлёкся изучением магии тёмных богов, что его жена буквально выселила его из дома. Что он закрывается в своей башне по ночам, призывает к себе существ из других миров и общается с ними до рассвета. А ещё в школе ему приписывали любовь к человеческому мясу тех детей, что не ходили по его заветам на уроки магии.