Post factum (постфактум)

Post factum (постфактум)

Post factum (Постфактум)

То, что она не красавица, Сонечка осознала еще в школе. Нос крупноват, уши топорщатся, да еще неуместная волосатость. В институте она поняла, что для того чтоб считаться миленькой, ей надо прикладывать серьезные усилия, так как отражение в зеркале слишком сильно напоминало карикатурные образы евреек.

Это не означало отсутствие в жизни Сонечки мальчиков. Они были, но... Это, скорей, являлось игрой в отношения, поскольку мальчикам хотелось просто помять девичье тело, а девочкам хотелось быть помятыми. Однако Сонечка не теряла ни сердце, ни, что ценно, мозги. Она всегда видела всю подноготную ее отношений, осознавала их непрочность, поэтому не убивалась и не расстраивалась, когда они подходили к концу. К окончанию же института ей захотелось чего-то более основательного, а именно семьи. Еще, что называется, не пригорало, но серьезно задумывалось. Вот только больших денег за ней не стояло, могущественных родственников не наблюдалось, а отражение в зеркале не радовало в большей степени, чем раньше. В итоге, не уповая на сказку о случайно заезжем принце, Сонечка дала маме добро на поиск по знакомым мальчика из хорошей семьи.

Собственно, та и раньше пыталась знакомить дочку, но воспринималось оно как-то не очень серьезно. Теперь же к возможным кандидатам приглядывались тщательней и основательней. К сожалению, дальше двух свиданий дело не заходило. Критерии отбора понижались… пока не нашелся мальчик.

Ну как мальчик… Он был почти на пятнадцать лет старше Сонечки. Невысокий, хрупкий, сутулый и с грустью всего еврейского народа в глазах. Ему очень подходило имя Мойша ( «Мой!» и «Ша!» как с первого взгляда пошутила про себя Сонечка), однако звали его Борис. И спустя три недели после знакомства он сделал предложение. Вернее, предложил. Весьма по-будничному. Мол, он устроен, жилье имеется, золотых гор не обещает, но достойную жизнь обеспечит.

 Сонечка посмотрела в зеркало, подкинула монетку, вздохнула о синице в руке и сказала: «Да».

 И жизнь неспешным составом событий начала свой разгон. Через год родилась дочка, еще рез два сынок. Пеленки, ясли, детсад, школа – обыденные родительские будни, прожитые вдвоем для семьи. Иногда Сонечке хотелось чего-то большего, но она оставалась достаточно разумной, чтоб не прыгать в попытке поймать журавля. С другой стороны, болтая о жизни с подружками и женщинами на работе, ей невольно приходили в голову мысли о каком-то везении или даже маленьком тихом счастье. Рыбалки, охоты, футболы, измены, запои, подозрения, скандалы, разводы, противостояния с тещами-свекровями существовали для нее в другой вселенной.  Сонечке, конечно, регулярно приходилось вздыхать о мужской неприспособленности к домашним делам. Да и молоток в руках Боречки выглядел весьма инородным телом. Но она всегда могла рассчитывать на его понимание и поддержку. Как и он на нее.

А как иначе, если у них дети? Семья всегда на первом месте. А личное... Да какое личное, если дети... ну и Боречка.

В сорок пять Сонечка неожиданно расцвела. Неожиданно для себя. Пошла на встречу одноклассников, а там бабы, мужики и она, женщина. Потасканные первые красавицы класса бросали на нее завистливо-ревнивые взгляды, а пожирневшие-полысевшие мальчишки пытались обратить на себя внимание. На встрече сокурсников, точнее сокурсниц, она выделялась не так сильно, но выделялась. А еще ее эго согрел импозантный мужчина попыткой познакомиться.

Но тут дочь внезапно выскочила замуж за заезжего американца. Приехал с какой-то делегацией, вскружил девчонке-переводчице голову… Хотя злые языки утверждали, что она ему, так как повадился американец ездить к ней чуть ли ни каждый месяц. А потом две полоски увидел и забрал насовсем.

И сынок уехал. Чуть позже. Не под венец, а учится. Докторскую писать. Но точно насовсем, так как там быть ученым легче и доходнее. Да и девочку вроде симпатичную нашел. Его сестре понравилась. Даже ее муж одобрил. А их близняшки разрешают ей с ними поиграть.

Только тут вдруг инсульт, и Боречки не стало. Словно выполнил долг перед семьей... и ушел. Тихо, но внезапно.  Синичка вылетела из рук.

Наверное, впервые в жизни Сонечка сильно растерялась. Вернее, она растерялась не сразу, а когда сын с зятем, оставив ее, вернулись в свою жизнь. Сонечка же осталась одна. Еще не старая, здоровая, бодрая, но одна.

Год она ходила по пустой квартире, пытаясь осознать изменения. Вжиться в них. Потом месяц прожила у сына, и его не говорящая по-русски жена научилась вздохам «Дурачок-ты-мой». А после двух месяцев в семье дочери зять поправился почти на десять паундов (около пяти килограммов). Сонечка вернулась домой, прошлась по пустой квартире, посмотрела в окно на ржавые крыши гаражей и решила уехать к детям на совсем…

Старую потрепанную общую тетрадку сын обнаружил в шкафу, когда разбирал книжки. Он принес ее маме на кухню и, смутившись быстро ушел, не сказав ни слова. Ничего не понимая, Сонечка, открыв первую страницу, прочитала примитивно аляповатый стишок про весну, потом про дождь, облака, позднюю морозную осень и красоту своей груди…

Она вздрогнула, а затем еще раз прочитала строчки написанные рукой мужа о бархатно-нежных  Сониных вершинках. В горле пересохло, но на следующей странице говорилось о ее сладких ночных ахах. Потом три четверостишья посвятили блаженной дымке ее глаз. Ей рассказали, как она возбуждающе закусывает губу, как мурлычит, принимая ванну, как задорно пританцовывает, когда гладит рубашки, как страстно обнимает ногами…

Ритм порой сильно хромал, рифма частенько «плыла», эпитеты-гиперболы нередко свалены неудобоваримой кучей, но в каждой строчке была Сонечка. Красивая. Восхитительная. Желанная. Страстная.

Оттенок чернил менялся от стиха к стиху, свидетельствуя о течении времени. Иногда менялся стиль. Но Сонечка оставалась неизменной. Игривой. Манящей. Возбуждающей. Любимой.

Ее любили. Каждый день, каждый час, каждую минуту. Не нашли удобную супружницу, не жили по привычке, не заботились по дружбе. А любили. Сильно, страстно и... безответно... всю жизнь.