Майя
- Ну не поступила и не поступила. Что теперь, умереть? Майя, да улыбнись ты! Все же хорошо!
Примерно так мне сказала моя подруга Вера, которая училась уже на втором курсе Королевской академии чародейства и волшебства. Я ничего на это не ответила. Пословица о том, что сытый голодного не разумеет, окончательно разрушила бы нашу дружбу. А мне хотелось дружить – это давало иллюзию нужности. Говорило, что я не одна на свете.
У Веры была квартирка неподалеку от академии, которая досталась в наследство от бабушки и достаточно денег от отца, банковского клерка, чтобы покупать все, что хочется, а не то, на что объявлена скидка. А у меня были родители, которые выставили меня из дому через две недели после совершеннолетия, и работа курьером в ресторанчике быстрого питания. Я носилась по всему городу с зеленым коробом на спине, который был набит пирогами, закусками, картошкой в масле и рыбными рулетиками, откладывала редкие чаевые, и поступление в академию было бы для меня шансом на комнату в общежитии и лучшую жизнь.
Один раз я его потеряла и не собиралась терять во второй.
Вера, конечно, предложила мне поселиться у нее, но не просто так: она хотела узнать рецепт моих пончиков. Ох, эти пончики! Я готовила их, когда мне было грустно – они получались настолько нежными и сладкими, что лицо невольно расплывалось в улыбке. И у плиты не надо долго стоять – это тоже плюс.
Рецепт пончиков – это все, что у меня было ценного: разделив его с кем-то, я бы потеряла саму себя. Я отказалась, Вера поджала губы и больше не делала таких прекрасных предложений. Я снимала угол на чердаке вместе с такими же горемыками – хорошо, что неподалеку от ресторана, можно не тратить время на дорогу - откладывала чаевые, чтобы однажды переехать, и каждую свободную минуту посвящала учебе. Попробую поступить через год. Попробую подняться из той ямы, в которой жила.
Так вот, пончики. С них, вообще-то, все и началось. Вернее, с того, что директор ресторана однажды узнал о них, захотел попробовать и предложил мне приготовить дюжину на кухне.
Говорю же, с пончиками все просто. Сперва готовим опару. Потом берем глубокую миску, взбиваем два яйца и добавляем к ним два яичных желтка, щепотку соли и немного хорошего коньяка. В третью миску просеиваем муку и осторожно вводим в нее сперва яичную смесь, а потом опару.
- Ловко у тебя получается, - отметил Кирк, долговязый парень, который стоял у нас на картошке: резал ее брусочками и жарил в масле.
- Еще бы не ловко, - сказала я. – Рука уже набита.
Невольно вспомнился экзамен в академию, который я провалила. Надо было бросать в манекен боевые заклинания: я бросала, попадала, но у них было недостаточно силы – тогда мирр Джон Холланд, ректор, который наблюдал за экзаменом, равнодушно проронил:
- Слабенько. Надо набить руку.
Вот чего бы ему не держать язык за зубами? Преподаватели закивали. Да, слабенько. Идите домой, абитуриентка Морави. Тренируйтесь, придете через год.
Когда я вспоминала ректора Холланда, то меня невольно охватывала злость. Беру палочки, чтобы сделать дырки в пончиках – представляю, как делаю эти дырки в нем. Ректор казался сотканным из презрительного равнодушия, от него так и веяло холодом, а худое остроносое лицо с крупными черными глазами переполняло высокомерием. Слабенько ему, видите ли! А я теперь вынуждена жить на чердаке и зачастую питаться только надеждами на лучшее. Несмотря на то, что я работаю в ресторане, меня тут не кормят. У начальства всякая крошка под учетом.
- Эй, Майя! Пончики!
Директор ресторана, мирр Шварц, наблюдал за мной с искренним любопытством. Вот уж кто был полной противоположностью ректора! Веселый, улыбчивый, низкорослый и широколицый, Шварц всегда смотрел на мир так, словно все кругом были его лучшими друзьями. С таким человеком и работалось легче. Окунув все пончики в шоколадную глазурь, я посыпала их кондитерской присыпкой, Шварц, чуть ли не облизываясь, потянулся к тарелке, и в это время на кухню влетел администратор Рорк – жердь до потолка с напомаженными усиками и невероятной, несокрушимой уверенностью в собственном обаянии.
Однажды он попробовал свое обаяние на мне – получил хорошую подачу в нос и теперь предпочитал не замечать.
- Заказ! В академию просят чего-нибудь особенного!
Шварц с видимым расстройством убрал руку от пончиков, вздохнул и спросил:
- Майя, ты ведь сделаешь еще? А эти тогда передадим на доставку, пончиков мы пока не готовили. Вот и что-то особенное. Отнесешь?
Я кивнула, взяла коробку и принялась укладывать пончики на пергаментную бумагу.
- Отнесу, - ответила я. – Мне тут платят именно за это.
Зеленый короб за спину, зеленую шапочку с кокетливым красным пером на голову – и вот я уже спешу по улице в сторону академии, черностенного замка, который возвышается на холме над городом. Иногда над замком начинают сверкать молнии – идут практические работы бытовых магов. Иногда оттуда веет свежим цветочным запахом среди зимы – природные маги выращивают цветы прямо на снегу. А иногда замок окутывают густые серые тучи, почти скрывая его от жителей Веренбурга – это значит, что начинается сессия.
Но сейчас, поздним осенним вечером, замок был похож на картинку из бархатной бумаги, которую приклеили к пейзажу. Дорога из темно-серого камня, озаренная фонарями, поднималась к нему по склону холма. Я шла, глядя, как громада академии поднимается надо мной, и верила, что однажды войду сюда уже не как доставщица еды из ресторана, а как студентка.
Этот замок однажды будет моим. Я буду слушать лекции в просторных аудиториях, смешивать зелья в лабораториях, дрессировать драконов – жизнь будет удивительна и прекрасна.
И никакой ректор мне тогда не помешает.
Высокие двери распахнулись с музыкальным перезвоном и, оказавшись в просторном холле академии, я как-то вдруг стушевалась – все здесь было торжественным и мрачным, каждый камень, каждый человек на портрете смотрел на меня так, что я почувствовала себя маленькой и слабой. Не студентка я, а просто доставщица, которая живет на чердаке – все так и советовало мне помнить свое место. Тотчас же ко мне метнулся серый растрепанный колобок домового и сердито спросил:
- Что надобно? Кто такая?
- Ресторан «Луна и Кастрюля», вы заказывали доставку еды, - сказала я, и домовой пригладил шерсть и сверкнул на меня бусинками глаз.
- По лестнице, потом направо, в малый зал. Донесете?
- Донесу, - ответила я. Мне захотелось посмотреть на академию вот так, изнутри.
Сейчас, вечером, здесь было тихо и спокойно. Мягко горел огонь в многочисленных лампах, откуда-то издалека доносилась классическая музыка, в воздухе приятно пахло чаем с лимоном и чем-то неуловимым, но очень притягательным. Возможно, это и была магия. Возможно, ректор был прав – я слишком слаба, чтобы постичь ее до конца.
Магия есть в каждом человеке. Если ее много, то можно поступить в академию и получить диплом. А если мало – что ж, живите простой жизнью обывателя и любуйтесь чудесами, которые создают другие.
Малый зал был пуст. Книжные шкафы, заполненные старинными томами, уходили в сумрак. На небольшом столике, за который, должно быть, усаживались для чтения, стояли чайник и чашка. От носика поднималась легкая струйка пара. Тот, кто заказал что-то вкусненькое, еще не пришел.
Я вынула пончики из короба, поставила их на стол и, словно повинуясь чужой воле, пошла мимо шкафов, любуясь безделушками, которые стояли рядом с книгами. Были здесь и черные пузатые божки с Дальнего Юга, и причудливые птичьи маски из Канантантлана, и пирамидки с резьбой из Сервенского царства – я шла, рассматривая коллекцию чудес, и сама не заметила, как забрела довольно далеко.
Возле высокого стрельчатого окна стоял небольшой комод. Я выглянула в окно – внутренний двор замка был озарен фонарями, возле осушенного фонтана сидела парочка, целуясь и хихикая, и снова целуясь. На комоде стояла удивительная бабочка, вырезанная из сердолика – она была настолько тонкой, что крылышки с оранжевыми прожилками казались прозрачными и живыми. Не знаю, какие бесы меня попутали – я осторожно протянула руку и дотронулась кончиком пальца до крыла.
Бабочка издала мелодичный перезвон и улетела за комод.
Твою же мать! Дура!
Надеясь, что она не сломалась, я перегнулась через комод – бабочка сидела на полу, сложив крылья. Над ней рассыпалось лимонное облако пыльцы, мелодия стала тише. Я не доставала до нее совсем немного – мне бы перегнуться сильнее, но я понимала, что если сделаю это, то рискну свалиться к бабочке и встать на голову.
- Иди сюда, - позвала я, стараясь ухватить бабочку за крылышки и проклиная свои руки, которые надо было не вынимать из карманов форменных темно-зеленых штанов. – Иди сюда, ну. Я не обижу.
Бабочка словно рассмеялась, и я услышала шаги – легкие, упругие, почти эльфийские: это только эльфы ходят так, словно движутся не по земле, а по облаку.
- Подержите меня, а? – попросила я, решив, что это пришел кто-то из студентов. Вот почему эта мысль пришла мне в голову? Кто бы знал… - Если я не достану эту бабочку, ректор Холланд меня убьет.
Тяжелые сильные руки опустились мне на бедра, удерживая, и легонько подтолкнули вперед так, что я наконец-то смогла схватить бабочку. Потом меня потянули назад, я почувствовала пол под подошвами своих потертых туфель и выпрямилась.
Обернулась.
Ректор Джон Холланд протянул ко мне руку и насмешливо произнес:
- Что ж, отдайте бабочку.
Мне показалось, что подо мной качнулся пол. Мир пришел в движение и содрогнулся, готовясь похоронить незадачливую доставщицу под развалинами.
Холланд смотрел на меня с язвительной небрежностью, сквозь которую проглядывало его привычное ледяное равнодушие. Почему, ну почему я вообще трогала эту дурацкую бабочку? Зачем пошла рассматривать магические диковинки? Во мне проснулся огонь стыда: прилил к щекам, окрасив кожу алым; когда я окончательно поняла, что ректор держал меня за бедра, то пол качнулся снова – или это я качнулась, собираясь провалиться сквозь землю от позора?
На коже багровели отпечатки его ладоней – сухих, сильных, опаляющих. В угольно-черных глазах ректора плавали золотые огоньки: взгляд приказывал опуститься на колени и подчиниться хищнику, и я застыла, словно крохотный лесной зверек перед волком.
- Вы заставляете меня ждать, миррин.
Я положила бабочку на его ладонь – Холланд дунул на желтые крылышки, бабочка вспорхнула и вернулась на прежнее место. Музыка прозвенела и затихла, бабочка шевельнулась и застыла – теперь все было по-прежнему, если не считать того, что в моей душе все дрожало и звенело от волны смешанных чувств.
Когда Рорк попробовал ущипнуть меня за то же место, за которое брался ректор Холланд, я дала ему по физиономии. Ох… Мне казалось, что я сейчас расплачусь.
За льдом во взгляде Холланда проплыла насмешка. О, конечно – я его забавляла.
- Откуда вы вообще тут взялись? – спросил он и, прищурившись, добавил: - Ваше лицо мне будто бы знакомо. Кто вы?
- Я из «Луны и Кастрюли», - прошептала я, не чувствуя ни языка, ни губ. Огонь в груди поднялся до лица, мне было невыразимо стыдно. Кто, ну кто просил меня трогать эту бабочку? – Доставка заказа… пончики в глазури там, на столе.
Холланд кивнул.
- И заинтересовались моей коллекцией диковинок? Половина из этих вещиц способна сжечь ваши пальцы до пепла за четверть секунды.
- Я не знала, - пролепетала я еще тише. Холланд склонил голову влево – похоже, я забавляла его. – Простите, пожалуйста, я нечаянно. Я…
Я до сих пор чувствовала его руки у себя на бедрах. Они могли бы сломать меня, как соломинку – такой была мощь, что плескалась в них. Но была в них и нежность: Холланд держал меня с той осторожностью, с которой прикасаются к иконе или ребенку.
Так, хватит! Тридцать три пекла ему на голову, о чем я вообще думаю!
- Идемте, - бросил Холланд, и мы подались к дверям. Мелькнула одна из пирамидок – я отчетливо увидела ее острые грани и поняла, что они покрыты запекшимся красным. – Сколько с меня?
- Пять дукатов, - прошелестела я. Холланд небрежно махнул рукой в воздухе – откуда ни возьмись, выпорхнули пять серебряных кругляшей, проплясали джигу и нырнули ко мне в карман.
- Благодарю за доставку. Идите.
Пресвятые небеса, он меня отпускает! Не чувствуя под собой пола, я подалась к дверям, понимая, что сейчас выйду и сгорю от стыда и чего-то намного сильнее и глубже, чем стыд. Холланд смотрел мне вслед: я чувствовала его тяжелый равнодушный взгляд на своей спине – он выталкивал меня прочь.
- Всего доброго, мирр ректор, приятного аппетита, - выдохнула я и, выскользнув за дверь, какое-то время стояла, не шевелясь и пытаясь опомниться. Музыка утихла, неуловимый запах магии почти растворился в воздухе. Академия почти погрузилась в сон. Завтра выходной день, студенты будут дрыхнуть до обеда с полным на то правом, а я буду бегать с коробом и заказами, зарабатывая на новую жизнь, и постараюсь забыть о прикосновении ректора Холланда к моим бедрам. От него веяло властью – могуществом великого волшебника, который способен переставлять горы местами; я не могла не думать об этом, не могла выкинуть из головы, что…
Нет. Хватит.
Я спустилась на несколько ступенек, когда дверь за моей спиной открылась, и Холланд окликнул:
- Миррин, вы еще здесь? Вернитесь.
Что ему еще могло понадобиться? Неужели он нашел гвоздь в пончике? Гвоздь-то да, так бы ему и надо, но все же – я обернулась и увидела, что Холланд стоит в дверях, и интерес в его взгляде сделался другим. Теперь ректор смотрел на меня как на любопытный экспонат, а не как на назойливую помеху, которая испортила ему вечер своим появлением.
- Да, мирр ректор? – спросила я. Холланд скользнул в зал и, поднявшись по лестнице и войдя, я увидела, что он крутит в пальцах надкусанный пончик.
- Кто это готовил? – полюбопытствовал он. Ноги сделались ватными, а в ушах зашумело. Кажется, сейчас у меня начинались настоящие неприятности.
- Это я готовила, - призналась я. Ну вот и все. Холланду что-то не понравилось, он обязательно пожалуется мирру Шварцу, а тот не станет разбираться – просто выкинет меня с работы. Холланд один раз уже разрушил мою жизнь – что ж, видимо, он собирается продолжать.
- Вы всегда готовите, используя магию?
А вот это были уже не неприятности – это были проблемы. Если кто-то использовал магию без лицензии, то за ним приходила инквизиция, и такой человек нескоро возвращался домой. Лицензию выдавали только тем, кто окончил академию, но…
Я ведь не использовала магию! Я просто пекла пончики! Самые обычные пончики, этот рецепт я знаю с детства, он достался мне от бабушки, и в нем нет ни капельки волшебства. Просто пончики, ничего больше.
- Там нет магии, - прошептала я. Губы сделались тяжелыми, задрожали. На глазах выступили слезы. – Там нет никакой магии, мирр ректор, я…
- Вы меня держите за дурака, миррин, - отрезал Холланд. – Я способен заметить даже крохи волшебства, уж поверьте. А тут, - он показал мне пончик, - его уж точно не крохи.
Все. Один раз этот человек в черном костюме, как у могильщика, похоронил мое будущее. Сейчас он сделает это снова – подаст сигнал в инквизицию, те приедут и будут беседовать со мной уже в подвале, небрежно демонстрируя пыточный инструментарий.
Магия нуждается в контроле. Маг может быть уважаемым членом общества, но это только после учебы и получения лицензии на волшебство. Если у тебя нет этой замечательной грамоты с золотыми печатями, а ты все равно колдуешь, то готовься к нескольким годам в тюрьме – и хорошо, если обойдется без пыток во время следствия.
- Клянусь Святым престолом Господним, что я готовлю без магии, - сказала я, и над моей головой проплыли искры: это была сильная клятва, и она показала, что я не лгу. Холланд вопросительно поднял бровь: кажется, я заинтересовала его еще сильнее.
- Даже так… - задумчиво произнес он. – Вы что-нибудь говорите, когда готовите? Может быть, вспоминаете?
Я ничего не ответила. Холланд брезгливо скривился, бросил недоеденный пончик в коробку и легким щелчком очистил пальцы. Я раздражала его – чувствовала это раздражение – и в то же время он был заинтересован.
- Я читаю стишок про зайца, - ответила я. – Детский, бабушка всегда его читала, когда мы с ней стряпали. Шел домой в лесу густом, встретил зайку под кустом. Детский стишок.
Ректор усмехнулся – посмотрел на меня так, что я почувствовала, как мне на шею легла невидимая рука и надавила, принуждая опустить голову, как можно ниже. Если Холланд на всех так смотрит, то неудивительно, что он так одинок, что в вечер перед выходными никто не сидит с ним за столом.
- Посмотрите-ка на меня, миррин, - острые пальцы ректора подцепили мой подбородок, заставляя смотреть прямо в его лицо. Огонь шевельнулся во мне, поплыл, струйки пламени переплетались и подкатывали к глазам – я качнулась, и вдруг все исчезло. Холланд смотрел на меня и, кажется, прикидывал, как поставить новый экспонат на свои полки с диковинками.
- Потрясающе! – произнес он. – В вас очень много магии, миррин. Но вся она связана и запечатана так глубоко, что вам остались незначительные крохи.
Его пальцы по-прежнему прикасались к моему лицу – это прикосновение усмиряло пламя тех чувств, которые сейчас заставляли меня трястись от страха, и я как-то вдруг успокоилась. Вот бы он еще убрал руку и не смотрел так, словно собирался заглянуть на самое дно моей души.
- Я вас вспомнил. Слабенькие боевые заклинания на вступительном экзамене. Мия, да?
- Майя, - поправила я. Холланд прикрыл глаза.
- Очень интересно. Майя. И вы, конечно, не знаете, кто вас так связал и запечатал, что вы провалили вступительные экзамены?
- Не знаю, - откликнулась я и вдруг взмолилась: - Мирр ректор, отпустите меня, пожалуйста.
Он усмехнулся и наконец-то опустил руку. Я отшатнулась от него, отступила к дверям, поправила лямки от короба на плечах. Холланд смотрел снисходительно.
- У вас вкусные пончики, Майя, - произнес он. – Приготовьте завтра еще… ну, скажем, две дюжины. К обеду. Хочу угостить одного коллегу.
Я кивнула – голос куда-то подевался, я даже попрощаться не могла. Ректор отвернулся, давая понять, что разговор закончен – я выбежала за дверь и бросилась по лестнице.
Никаких пончиков. Никаких, никаких, никогда!
#40358 в Фэнтези
#1846 в Бытовое фэнтези
#64801 в Любовные романы
#21718 в Любовное фэнтези
Отредактировано: 04.11.2022