Ссора у соседей перешла от неразличимого бубнения к вполне отчётливым крикам и визгам. Заглушая звуки скандала, зазвонил телефон и одновременно с ним в двухкомнатной хрущёвке раздались трели домофона. «Тоскливое утро закончилось, — стало ясно Вадиму, — начинается обычный насыщенный день».
Лавина эмоций от Марины — длинноногой подруги, которую он почти год уговаривал переехать, наконец, к нему — захлестнула и не позволила оторваться от телефона ни на секунду, требуя постоянной реакции. С пришедшим Ником — старым институтским товарищем — пришлось объясняться жестами.
— Она случайно попала на демонстрацию против мобилизации, чуть в полицию не загремела, — извиняющимся тоном пояснил Вадим, когда через пятнадцать минут краткого изложения приключений, Марина переключилась на следующую жертву.
Друзья уселись в кресла и молча уставились на журнальный столик между ними. Впервые за полтора десятка лет с того момента, когда они познакомились на первом курсе, никто не решался начать разговор. Два часа назад Вадим сообщил Николаю о своём желании перебраться жить в другую страну, и тот, бросив все дела, примчался.
За стенкой упало что-то тяжёлое, а визг женщины достиг максимума.
— Режет он её там, что ли? — нарушил молчание Ник.
— Не исключено, — Вадиму сейчас было не до соседских разборок, — этот придурок, когда выпьет, становится неадекватным.
Словно в ответ на вопрос, донеслось: «Помогите, убивают». Гость вскочил с кресла и бросился к двери.
— Ник, оставь, они через день дерутся, — едва успел крикнуть ему вслед Вадим, но тот уже выскочил на лестничную клетку.
Звонить в квартиру не пришлось — дверь распахнулась, и соседка буквально упала на руки заступника. Следом за ней, размахивая кухонным топориком, на лестничную клетку выскочил субтильный мужичок в застиранной майке-алкоголичке и цветастых ситцевых трусах. Глаза вояки ясно говорили о его невменяемости. Каким-то чудом стряхнув с себя обезумевшую от страха женщину, Николай ударил нападающего прямым в челюсть.
Никакими навыками единоборств Ник не владел, да и богатырской комплекцией не отличался, но противник, едва державшийся на ногах, рухнул, как подкошенный. Отлетевший назад в прихожую топорик угодил в висевшее на стене большое зеркало, оставив от него только след на выцветших обоях. Женщина, завопив ещё громче, бросилась собирать осколки, перешагнув при этом через мужа, как будто это был мешок с мусором.
Наряд полиции, вызванный соседями, как обычно, появился в самое неподходящее время. Всех участников происшествия доставили в отделение, где женщина тут же написала заявление на спасителя, обвинив его в избиение мужа и уничтожении дорогостоящего предмета интерьера. Неизвестно, чем бы всё закончилось, если бы Вадим ни привёл участкового, который пролил свет на облик якобы потерпевших.
— Говорил я тебе: «Не вмешивайся», — ворчал он по дороге домой.
— Так, этот придурок убил бы её.
— Значит, она так хочет. Давно могла посадить его, или к матери в деревню уехать. Так, ведь сама ему водку покупает. И пьёт с ним.
— Ну, не знаю. Не по-людски это как-то.
Тёплый сентябрьский вечер больше располагал к неспешным прогулкам, чем к спорам, и друзья замолчали. Неподвижный воздух, сухие листья на пыльном, но ещё зелёном московском газоне, создавали умиротворённое настроение. Начинающий полнеть, Вадим замедлил шаг. Через несколько минут Николай решился:
— Я знаю, что ты избегаешь разговоров о политике, чтобы не разрушить отношения с друзьями и родными, но сейчас без этой темы не обойтись.
Небольшая пауза подчеркнула важность разговора. Вадим покивал бритой наголо головой и решил облегчить задачу товарищу.
— Да, я уезжаю из-за войны. Убеждён, что никакая благородная цель не может оправдать убийство, — поправив очки, тихо, без пафоса произнёс он.
Чувствовалось, что Вадим много думал на эту тему, и произнесённое — не поза, а результат долгих размышлений. Николай помолчал. Он тщательно подбирал слова, чтобы не задеть друга и не свести спор к банальной ссоре.
— Война — это смерть, но не убийство, — наконец произнёс он. — Противник не беззащитная жертва, с той стороны тоже стреляют.
— Они защищаются. Мы напали на их страну. Они имеют право на это.
Николай снова замолчал, отбросил носком туфли на обочину маленький камешек и попытался подвести итог:
— Вот в этом, наверное, и состоит корень разногласий. Первыми применили силу они. Восемь, нет, теперь уже девять лет назад.
— Это их внутреннее дело, — начал горячиться Вадим.
— Да нет, не внутреннее, — вспыхнул собеседник, — там гибнут наши люди. Они говорят на нашем языке, придерживаются наших традиций и взглядов. Кроме того, они неоднократно просили нас о помощи.
— Какой помощи? Захватить территорию другого государства? Так, мы же сами их и спровоцировали на противостояние с властью. Или скажешь, что наших там не было, когда началась стрельба?
Спорщики остановились и посмотрели в глаза друг другу.
— Так, успокоились, — Ник примирительно поднял ладони, — давай без эмоций и по порядку.
Вадим глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
— Давай.
— Когда эта заварушка только началась, твои ненаглядные европейские друзья выступили гарантами, что всё закончится без применения насилия с обеих сторон. Буквально на следующий день законную власть свергли.
Собеседник попытался что-то возразить, но Николай решительно остановил его.
— Подожди, не перебивай. Революция или переворот — дело не в терминологии. Главное: прежнее государство — подчёркиваю, государство, а не страна — перестало существовать. Право каждого человека или территории — согласиться с новой властью и стать частью нового государства, или отвергнуть его.
— И наши быстренько подсуетились оттяпать по этому поводу часть территории у соседа, — успел Вадим вставить возражение.
— Почему ты так плохо думаешь о людях? Там что, дети малые, раз их так легко в чём-то убедить? Народ сам так решил, а их новая власть помогла своими указами. Забыл, что всё началось с запрета на русский язык?
#12316 в Проза
#5281 в Современная проза
взаимоотношения, жизненные ситуации, противоречия во взглядах
Отредактировано: 11.11.2024