Позолота вся сотрётся...

Глава первая. Южный городок возле синего моря.

- Арчи! Арчи, ты посмотри какая лапочка вот, там у фонтана рисует! - голос мужчины у меня за спиной, ленивый, протяжный и очень громкий.

- Ух, ты!  Ты прав, действительно она словно фарфоровая статуэтка. Жаль только узкоглазые не в моем вкусе. Хотя знаешь приятель, этой я бы.., - голос второго мужчины звучит грубовато, он словно рычит, вгрызаясь в слова. - А, потом она бы.., - он переходит на неясное бормотание, а затем взрывается громким и хриплым смехом. Ему вторит его друг, заливисто и задорно. 

Я делаю вид, что меня эти разговоры не касаются. Хотя очень напряженна. Успокаиваю себя мыслью, что очередные, наглые и ошалевшие от отдыха возле моря двуликие, опять изволят демонстрировать свою вседозволенность и дурное воспитание.  Впрочем мне не привыкать к их  выпячиванию собственного превосходства. Давно для себя уяснила, что самое главное в таких ситуациях не реагировать на их выходки и старательно играть слепоглухонемую, человечку.

Я прилежно растушевываю тени на белой, плотной бумаге. Высветляю блики на волосах. Еще раз сличаю позирующую мне девчушку и получившийся рисунок, довольно киваю головой. Затем размашисто ставлю под ним свою подпись и дату в левом, нижнем углу. Вручаю готовую работу довольной родительнице. Она тоже сличающим взглядом смотрит на черно-белый портрет и на свою русоволосую и сероглазую дочь. Хмурит четко нарисованные брови, а затем довольно улыбается.

- Прекрасно, прекрасно! Спасибо! - ее голос звучит нежным колокольчиком, видимо она старается призвести впечатление на тех двоих нахалов. - Вот возьмите, и пожалуйста без сдачи! - категорично заявляет она, заметив, что я открыла свой вместительный рюкзак.

Я заученно улыбаюсь, благодарю щедрую клиентку и начинаю собираться домой. На сегодня наверное достаточно. Три портрета за половину дня, совсем не плохой улов.

Аккуратно укладываю в папку белые листы плотной бумаги. Карандаши и цветные мелки в деревянный, потертый пенал. Все мои движения отлаженные и четкие. Мой верный велосепед дожидается меня в тени старой магнолии. Я уже совсем забыла о разговорчивых двуликих, которым нравятся фарфоровые статуэтки. Но к сожалению оказалось, что они не забыли меня.

- А, девчонка действительно хороша! Жаль все же, что узкоглазая, не люблю я этих азиаток! - томно рычит уже знакомый голос, за моей спиной.

Я начинаю злиться и роняю пенал на горячую от солнца серую плитку. Карандаши весело и бойко вырываются из своего тесного, желтого домика и с глухим звуком стремятся убежать от меня. Наклоняюсь что-бы собрать своих любимцев и ощущаю на себе чужие, похотливые взгляды. Руки сами тянутся, одергивают легкое платье, с которым вздумал вдруг играть веселый ветерок.

- У этой узкоглазой хорошенькая э..., и ножки тоже ничего! - за моей спиной, присвистнул обладатель хриплого голоса.

Все! Не успела уехать! Злость застилает мне глаза. Случилось, то чего я боялась больше всего. Контроль над эмоциями потерян. Они теперь гуляют сами по себе, словно чайки на набережной и совсем отказываются мне подчиняться. Пальцы шевелятся против моей воли. Невидимые, золотые нити тянутся от них к пчелам, которые мирно и трудолюбиво жужжат на соседней клумбе с петуниями. Их густые голоса становятся все громче. Золотые тельца слетаются в кучу, оставив в забвении душистую, пеструю петунию.  И вот уже они сливаются в единый, жужжащий, золотой монолит. Мои пальцы указывают им направление и воинственный рой быстро и стремительно летит туда, откуда еще минуту назад я слышала ненавистный, хриплый голос.

За мой спиной раздается громкий рык, пловно переходящий в истошный вопль полный ужаса и боли.

Кусая губы от сдерживаемого смеха, я позволяю себе повернуться. Картина которую я вижу перед собой радует мое сердце.

Здоровенный, черноволосый оборотень, отчаянно и часто машет руками словно работает сигнальщиком на корабле. Приплясывает и топает ногами, словно этими движениями он сможет отогнать от себя рой взбесившихся пчел. Его приятель, смуглый от загара, с выгоревшими на солнце светлыми кудрями, весело смеется хватаясь за живот.

Я быстро собираю оставшиеся вещи, трясущимися от возбуждения руками закидую свой рюкзак за спину. Мой старенький, красный велосипед послушно трогается с места.

Крики за моей спиной стихают. Развернув своего железного ослика, я вижу как пчелы с победным жужжанием покидают поле боя. Лицо черноволосого просто на глазах пухнет и раздувается, оставляя только узкие щели злых, черных глаз. Проезжая мимо раздувшегося двуликого я все же не могу удержаться от насмешливого замечания.

- Ну, и кто тут из нас узкоглазый?

Мои ноги упруго жмут на педали велосипеда, подол голубого, воздушного платья подхватывает моской ветерок и поднимает его немыслимо высоко. Я на ходу поправляю загулявший подол, сквозь зубы ругаю озорной ветер и мчусь дальше, резко но старательно объезжая редких в этот полуденный час любителей променада. Сворачиваю в первую, узкую улочку и облегченно выдыхаю. Погони за мной не было. Впрочем, заподозрить меня в руководстве пчелиным войском было невозможно.

Я несколько раз привычно взвизгивая от восторга и страха, стремительно спускаюсь вниз по улочке, а затем тяжело и надсадно крутя педали поднимаюсь вверх. На ходу срываю несколько спелых, сладких абрикос и выплевыя косточки лихо торможу возле нашего маленького домика на два окошка.