Предатель. Оставь меня в покое.

Глава 1

Сегодняшний день начался как-то особенно тяжело. Я стою на кухне, глядя на осколки очередной разбитой чашки. В последние несколько лет со мной это случается постоянно. Сколько уже сервизов мы сменили, не счесть. Я застыла с тряпкой в руках, которой собиралась протереть разлитый чай, но теперь это кажется неважным. Осколки отражают, пробивающийся сквозь неплотно закрытые шторы свет, так же тускло, как на меня смотрят мои же собственные глаза в зеркале.

Когда-то я любила собирать красивые сервизы, выбирала их с любовью, трогала пальцами тонкий фарфор. А сейчас у меня даже руки дрожат, и всё валится из них, как будто мир рассыпается вместе с этими чашками. Вот так, по кусочкам.

— Катя, соберись, — говорю себе вполголоса, но даже мой голос звучит глухо и вяло.

Я опускаюсь на колени, осторожно подбирая осколки. Мозг, будто издеваясь, выдает череду воспоминаний: как было раньше. Как я стояла в этой же кухне, пекла пироги, смеялась над шутками моего мужа Володи и мальчишек близнецов. Сергей тогда рассказывал про какую-то их с Максимом "секретную операцию" на школьном дворе, а Володя пытался не слишком громко смеяться, чтобы не спугнуть рассказчика.

Вздыхаю.

Когда я впервые услышал слово “рак”, моя жизнь разделилась на “до” и “после”. Жизнь в одно мгновение сузилась до двух слов — химиотерапия и прогноз. В день, когда мы узнали, врач говорил что-то о предстоящем лечении, последствиях, сложностях, но я не слушала. В голове гудело, а перед глазами все плыло. Я с силой впилась ногтями в руку мужа, но он не подал виду. Всё, о чем я могла думать в тот момент, это дети. Подростки, которым по-прежнему нужна была мама. Мама, которая поддержит, успокоит, соберет в школу, подскажет как обратить внимание понравившейся девчонки на себя.

Первые ночи я почти не спала. С мальчиками было ещё сложнее. Когда они уехали за границу, я не показала виду, но внутри у меня всё оборвалось. Я понимала, что это правильно, дать им будущее, о котором они мечтали. Им придется научиться самостоятельности как можно раньше. Надеюсь, к двадцати годам они станут способными и сильными мужчинами, ведь меня, уже, скорее всего, не будет рядом. В первую ночь после их отъезда я рыдала до утра.

Сейчас мальчики за границей. Я всегда старалась дать им лучшее образование, а чуть больше года назад, когда узнала о диагнозе, это стало не просто мечтой, а, как казалось, единственным шансом оградить их от ужасов предстоящего лечения. И все это время я не жалела о принятом решении, ведь их жизни должны продолжаться без меня, без той пышущей здоровьем и жизнерадостной мамы, которой я была. Они не увидят, как их мама проигрывает в борьбе за жизнь…

Володя первое время пытался меня успокоить, гладил по голове, шептал, что вместе мы справимся, но в его глазах тоже был страх. Он уходил в другую комнату, когда не дожидался от меня ответа. Может быть, чтобы не видеть, как я плачу. А может быть потому, что его пугало то, как быстро я вяла и таяла. А я лежала в темноте, прислушивалась к его шагам и чувствовала, как разрывается мое сердце. Я боялась, что муж просто не хочет, чтобы в его глазах я прочитала страшную правду, которая нас ждет в ближайшее время.

Моя феечка…

Так меня называл Володя. С улыбкой, с любовью. За мой звонкий смех, который был похож на колокольчик, как у феи из сказки.

Когда началась химиотерапия, стало ещё хуже. В первый день я сидела в кресле, глядя на прозрачные капли лекарства, которые стекали по трубке в мою вену. В голове крутилась мысль:

– Это яд. Яд, который должен меня спасти.

Отвращение и ужас, который я испытывала к этой процедуре и ко всей ситуации меня удручал.

А потом… я перестала узнавать себя в зеркале. Мои шикарные роскошные локоны, которые мне удалось сохранить к тридцати шести годам, начали выпадать пучками, оставляя на расческе страшную картину. Муж зашел в ванную и увидел, как я стою у раковины, держу эти пряди в руках и плачу. Он обнял меня, молчал, но его плечи дрожали. На следующий день Володя купил машинку, и мы сбривали мои волосы. Это был самый тяжелый момент, видеть, как по ту сторону зеркала, в отражении на меня смотрит не фея, а какое-то лысое страшное чудовище.

Мальчишки к тому моменту уже уехали. А Вова тогда просто обнял меня и сказал, что я всё равно красивая. Но я не могла ему поверить. Лысая, с серым осунувшимся лицом, и с вечно непроходящими подглазниками.

Вместе с волосами я потеряла и свою уверенность. Я больше не чувствовала себя женщиной, не чувствовала себя красивой. Одежда болталась на теле, как на вешалке, потому что я сильно похудела. Люди на улице смотрели на меня с жалостью, а я ненавидела их взгляды. Они не видели меня, видели только болезнь.

Каждый месяц я всё больше ухожу в себя. Словно предчувствуя свой конец, я отдаляюсь от мужа. Владимир делал всё, что мог: возил меня по врачам, готовил еду, заботился о доме, но я чувствовала, что его присутствие рядом, его поддержка становится для меня невыносимой и заявила, что буду ездить на лечение самостоятельно.

Муж купил мне парик. Хотел поддержать. А я… а у меня случилась самая настоящая истерика. Ведь вот они - мои волосы, точная копия. Но под ними слабая больная женщина. И от необходимости носить искусственные волосы мне стало тошно. Вова всеми силами пытался оставить меня в том теле и в том сознании, в котором я была до начала болезни. Словно все хорошо, а я прежняя. Но прежней я уже не была. Вечно исколотые руки и синяки не дают мне забыть, через что я сейчас прохожу.