Прекрасная пленница блондинка графиня

Восхитительная

— Все же я прекрасна! Если бы я была мужчиной, то обаятельно влюбилась бы в эту девушку, в меня, и, наоборот! – графиня Virginie Albertine de Guettee возлежала в роскошной ванной, которая стояла в не менее шикарном зале, и назвать этот зал каютой можно только с большой долей иронии.

Пресная вода на корабле – роскошь, но для графини Virginie Albertine de Guettee роскошь является неотъемлемой частью жизни.

Почти все Мире принадлежит ей (по ее мнению), и то, что не принадлежит еще, обязано в скором времени станет ее.

Теплая вода с дорогими афганскими благовониями расслабляла.

Графиня с удовольствием рассматривала свое прекрасное тело, в очередной раз наслаждалась изяществом форм и линий.

Трудно не быть красивой в восемнадцать лет, и еще труднее не поддерживать красоту, если ты несметно богата и знаменита.

— Умасли меня иракскими благовониями! – графиня лениво приказала служанке.

Молоденькая Anne работала у нее два месяца, но пока прекрасно справлялась со своими обязанностями – всем угождать своей госпоже. – Что же ты льешь столько масла, корова, нужно капать.

Одна капля этих благовоний стоит больше, чем ты, да что ты, намного дороже, чем дом твоей семьи со всеми твоими родственниками! – Virginie Albertine de Guettee капризничала, но камеристка видела, что каприз этот идет по аристократической привычке, а не из глубин души.

И коровой назвала ласково, шутя, тем более что сходства очаровательной молодой служанки с неграциозным животным не прослеживалось.

— Госпожа! Если вам не трудно, то прилягте на ложе, а то вода смоет благовония! – Anne смочила губку теплой водой, чтобы холод не коснулся тела графини, и теперь стояла в ожидании.

— Никакого благородства в тебе нет, а соображаешь, – Virginie Albertine de Guettee снисходительно, почти с одобрением, хотя трудно ожидать похвалы от величественной хозяйки, смерила взглядом камеристку с головы до ног, а затем обратно – с ног до головы, – соображаешь иногда! – Добавила с каплей яда.

Затем медленно, словно во сне поднялась, следила, как из воды выходят поочерёдно все ее прелести, которыми наградили природа и именитые предки.

Вода шаловливо стекала по белоснежному полю, как ручейки сливаются в один поток, так капельки собирались в одну реку и сходились там, где сходятся ноги.

Anne подала руку госпоже, и Virginie Albertine de Guettee величественно перешагнула через край ванной.

Быстрая камеристка, когда поняла, что графиня не нуждается в ее руке, положила мочало на край ванной, подхватила бархатное полотенце с вышивкой арабских мастериц, и нежно начала обтирать повелительницу.

Anne действовала быстро, но не настойчиво, и мягкие поглаживающие движения рук с полотенцем, расслабили графиню.

У нее даже не осталось сил подшучивать над служанкой.

Графиня на приятно ватных ногах дошла до огромного царского ложа и спиной вверх опустилась на хрустящие крахмальные простыни.

Белоснежная на белоснежном, с платиновыми волосами она почти сливалась с кроватью.

Anne осторожно, чтобы не прикоснуться своим неблагородным телом к аристократическому совершенству юной госпожи, присела на край ложа и нежно опустила губку с благовониями на плечи графини.

Virginie Albertine de Guettee начала медленно погружаться в море блаженства, и знала, что дна не достигнет, но вынырнет не скоро, будет находиться в состоянии между небом и землей.

Камеристка растирала госпожу неспешно, без резких движений, без ненужной торопливости, и губка, в умелых руках Anne, медленно, как караван гусей, скользила вниз по телу Virginie Albertine de Guettee.

Со спины вниз опустилась на поясницу, в милую ямочку, затем деликатно поднялась на полушария ягодиц, чуть задержалась на них, и это был момент истины, и затем двинулась дальше – к розовым пяткам.

Когда иранские благовония коснулись стоп прекрасной Virginie Albertine de Guettee, все и началось.

Дверь в каюту распахнулась от чудовищного удара урагана, словно тысяча чертей разом навалились на резную дверь.

Без стука, без приглашения в роскошь бесцеремонно ввалился Daniel, личный и верный страж графини.

Топот его слоновьих ног подобен залпу пушек, сам он по объему чуть уступал в размерах кораблю.

— Беда! Госпожа, к нашему фрегату приближается пиратский корабль! – Daniel выдохнул, и смесь запахов кухни: чеснок, вино, ром, жаркое из барана смыла тонкие ароматы изысканных благовоний.

Преступление слуги настолько велико, никто не смеет врываться к графине Virginie Albertine de Guettee без ее личного позволения, что графиня еще не осознала необычность происходящего.

Но рука Anne с мочалкой застыла, словно у гипсовой статуи из греческого храма.

Камеристка родилась в крестьянской семье, и только низшие слои могут предсказать беду по малейшим признакам.

— Пиратский корабль? Очень романтично! – графиня грациозно приподнялась на ложе, и теперь камеристка и слуга могли созерцать все ее великолепие, неприкрытую нагую красоту.