Прерванное пике.

Глава 1. Сбитый летчик.

Посвящается моему другу - Воину, Писателю, Гражданину.


Ангелы тоже мечтают любимыми быть, 
Не получая, но всё отдавая вдвойне… 
Люди привыкли не душу, а вещи любить… 
Ангелы так не умеют… Они в стороне… 

Ангелы редко встречаются людям земным… 
Душу они не включают, сбегая от встреч… 
Если же вам посчастливилось встретиться с ним, 
Не удивляйтесь, а просто старайтесь беречь… 

Ирина Самарина-Лабиринт

Все совпадения совпадения случайны,
все события вымышлены.









Его обнаружили раненного на поле, рядом с разбившимся самолетом. Привезли в областную больницу, ближайшую к месту аварии. 

Так ему повезло в первый раз. 

На кафедре травматологии при областной больнице нашелся энтузиаст-ортопед, которого жутко заинтересовал именно его сложный перелом, и этот врач вцепился в него мертвой хваткой, а  такие случаи доцент собирал, как янтарь на берегу Балтийского моря, и планировал написать по ним докторскую  диссертацию.  Высокотехнологичная операция по остеосинтезу была смело проведена и блестяще удалась,  доцент в восторге смотрел снимки его конечностей, снятые в разных ракурсах на всевозможном оборудовании.
 
Это было его второе везение. 

«Сбитый летчик», -  эта фраза сразу пришла ему ум, едва он очнулся. Равнодушно, спокойно подумал, даже немного цинично. Мозг отстранено анализировал ситуацию, прогонял сценарии, варианты развития дел... Жить он не хотел, и выхаживать его было некому. Вернее, родственники были – полный комплект, а вот родных душ – не было. Всех интересовала его карьера, его зарплата, его должность, а  его душа – не была нужна никому. Одинокая, закрытая, умная и тонкая, его душа обитала где-то в области сердца и отчетливо понимала, что, не смотря на удачно проведенную операцию, процент  выздоровления ничтожно мал, если не случится чудо. А в чудеса он не верил отродясь…  

И, безразлично отвернувшись, он стал смотреть в окно, за которым шел дождь. Солнце - плотно обложили тучи...

В душе у него тоже шел дождь.

Одноместная палата в отделении травматологии, благодаря  Эдуарду Анатольевичу, так звали доцента, на какое-то время избавила его от необходимости общения с внешним миром. Он был благодарен, но виду не подавал. Хотя, это и не требовалось – врач видел его, казалось, насквозь, как и его сломанные  кости. Но, чтобы собрать  и склеить душу… Здесь требовалось особое искусство, которым, похоже, обладал только Бог, который давно уже не смотрел в его сторону. 

За окном шел дождь,  и его душа мокла под этим дождем, а его тело разрывала боль, с которой он не мог справиться, и единственное, что было в его власти – он терпеливо и методично  считал до ста на разных языках, стараясь загрузить мозг работой. И вот, когда он сказал на фарси: - « Сад – сто», зашла медсестра и поставила обезболивающий укол. Он выдохнул и закрыл глаза. 

Спать… Сон с некоторых пор был его другом. Он не давал думать о плохом. Вот и сейчас сон забрал с улицы его мокрую и дрожащую душу, поместил ее на прежнее место, рядом с сердцем, и скомандовал: - «Отбой», и он подчинился, боль утихала, мысли отступили, и мышцы расслабились,  и все его существо отдалось на волю  сна…

Ему снилось, что он птица, небольшая крачка, кирик, и летит над морем, вдоль полосы прибоя. Южное море, солнце, воздух, ощущение полета, простора, парения над волнами, стихии воды и воздуха в своем первозданном неуправляемом режиме – то в шторме, то в штиле – все переплетено, все спонтанно, непредсказуемо и прекрасно…





На месте крушения его самолета работала специальная комиссия. Самолет «Саванна S», вылетевший из аэрограда Коломна, что на границе Московской и Рязанской областей, потерпел крушение недалеко от Рязани, при выполнении штатного полета -  мотор внезапно заглох, и летчик чудом приземлился на засеянное поле, что рядом с берегом Оки, оставив за собой большую, как пропаханную,  колею,  и разбросав обломки фюзеляжа по всему участку пашни.

На удивление всем случайностям, он тоже остался жив, и, даже, в горячке происшествия, смог выбраться из самолета и отползти на безопасное  расстояние, хотя, эта предосторожность была излишней. Самолет не загорелся, он просто развалился на части, а сырая погода и дождь дотушили те несколько искр, которые случайно вырвались на волю. Разобраться в ситуации еще предстояло, но никто не торопился – все остались живы, и слава богу. 

На краю поля его, в крови, потерявшего сознание, и нашли местные мальчишки, а единственный взрослый, находившийся с ними,  отец одного из мальчиков, вызвал скорую помощь и сообщил властям о происшествии. Экстренные службы отреагировали на удивление быстро, медики прибыли через 10 минут, выяснилось, что они проезжали  мимо и ответили на запрос диспетчера. Погрузив раненного, поставив несколько уколов, делая перевязки и накладывая лангеты уже в машине, и тут же, включив сирену, через 40 минут его  доставили в стационар. Но он этого уже не осознавал, мозг отключился, было чувство, что он уже в туннеле и впереди брезжил свет… 

И почему-то все время было больно, хотя уже и не должно…

Пока он спал, Эдуард Анатольевич несколько раз заходил к нему в палату и озабоченно смотрел на приборы. Не доверяя им, проверял пульс и слушал дыхание пациента. И, хотя внешне все было благополучно, этот мужчина не смог обмануть врача – он не хотел жить, а значит, кризис мог наступить в любой момент, кризис, который уведет все их труды в минус. Опытный  доктор  ясно видел, что включилась точка  невозврата, и не мог допустить этого. Не мог еще и потому, что этот летчик чем-то неуловимо напоминал ему сына, который сейчас жил и работал в Америке и редко бывал дома…

А видеть сына дома хотелось до отчаяния. И доктор решил, что больше он не сдастся, и в этом конкретном случае настоит на своем, чего бы ему это не стоило. А если разозлить опытного профессионала… лучше не стоит. 

Но спящий летчик об этом не знал, и ему снился бескрайний полет над безмятежным морем.

Действие обезболивающего постепенно сходило на нет, и он это чувствовал всем собой, сон слетел, как листва с дерева, и опять начался бесконечный счет до ста. Боль давила, как давит анаконда – казалось, еще чуть-чуть и дышать тоже будет больно. Но он терпел, терпел и считал. «Вот будет цифра 50, и мне станет чуть-чуть легче, на два вдоха, но легче», -  говорил он себе и пытался верить в это. Анаконда - шипела и сжимала кольца. Он снова считал до 50, потом до 100, пока не потерял сознание. Эдуард Анатольевич, который уже понял, что просто не будет, материализовался прямо из воздуха. Приведя больного в чувство, поставив укол и, посмотрев на приборы, он сделал знак рукой, обозначающий еду. Ему ответили согласием, опустив и подняв веки.

Бульон, жидкая каша и несладкий чай… Он выпил только бульон и отвернулся к окну. За окном была та же погода, и он закрыл глаза. Доцент, кашлянув, сказал, что надо сообщить родным. Родные… какое теплое слово… Он усмехнулся и написал карандашом на салфетке телефон жены. Ну-ну, родная… Не подведи. Сил больше не было, и он закрыл глаза. Сон было не шел, но и смотреть на больничные стены не хотелось… На потолке красовалась громадная трещина по всей поверхности, как будто делившая и его жизнь - до этого полета и после - напополам, и он снова закрыл глаза, и хрупкий Морфей снова пришел ему на выручку, послав полусон - чуткий, как собачий, и боящийся каждого шороха, как пограничник на посту - боится пропустить диверсанта.

Родных было шесть человек. То есть, наверно, больше, но в больницу пришли шестеро – жена, сестра с мужем, дочь, сын с невесткой. Ну, и шуму тоже было от шестерых – разговоров, междометий, эмоций, страха – ровно на шестерых. Доцент вздохнул и вышел к родственникам.

- К нему пройдет кто-то один, и, желательно, с крепкими нервами, - сказал Эдуард Анатольевич. – И без эмоций, и так хватает нюансов.
Все посмотрели на сына, военного в звании капитана.
- Хорошо,- сказал он. – Я готов, куда идти?
- Я провожу, - сказал врач. – И прошу Вас скрывать свои чувства.

Обратно сын шел к семье, опираясь на стену и с трудом дыша. Дойдя, он опустился на кушетку и некоторое время молчал. Просто сидел, прислонившись спиной к стене, и смотрел невидящим расфокусированным взглядом внутрь себя, не реагируя на вопросы родных. Потом он поднял глаза на врача и спросил:
- Мы ведь можем нанять профессиональную сиделку, вы поможете нам?
- Да, я постараюсь помочь, у меня есть на примете кандидатура.
- Тогда созвонитесь с ней, я согласен нанять Вашего человека.
- Хорошо, наверно, это и правда, оптимальный вариант.
- Восстановление возможно? И по времени займет?
- Гарантий никто не даст, но я настроен оптимистично и, думаю, месяца 4-5 займет. Это осторожные прогнозы, приблизительные.
- Я все понимаю. Что нужно от нас?
- Пройдемте ко мне в кабинет, это быстро.
И они с врачом ушли, предварительно ответив на все основные вопросы.

Родственники  с трудом приходили в себя от новостей. Подавленными таким диагнозом, семья долго молча сидела в коридоре травматологического отделения…

Проводив всех шестерых, Эдуард Анатольевич набрал одиннадцать  цифр сотового телефона.
- Здравствуй, Хелен.
- Здравствуйте, Учитель.
- Ты мне нужна.
- Очередная  «Миссия невыполнима»?
- Хуже.
- Насколько хуже?
- Раньше все зависело от меня. Теперь – все зависит от тебя…
- Это плохо. Процент моего успеха невелик. Что нужно сделать?
- Заставить жить. Добавить перца в кровь. Зашить  кетгутом душу.
- Все настолько серьезно? Кто он?
- Сбитый летчик.
- Что будет, если я не справлюсь?
- Он умрет.
- А если вмешаетесь Вы?
- Я уже вмешался, и я теряю его.
- Мой статус?
- Тебя нанимает семья.
- Ваши рекомендации?
- Полная импровизация - ради спасения жизни.
- Я согласна. Но, гарантий нет.
- Принято. И да, он – против всех нас.
- Ну да, это как водится. Иначе – даже не интересно. Учитель…
- Да.
- А если придется обменять его жизнь на мою?
- Тогда уже – на наши…
- Уровень задачи понятен. Еду… 
- Помоги нам Бог.
- Аминь.