Принцесса Арлия и завещание Хитриуса

Часть Вторая

Свадебное смятение, едва не ставшее Днём Смущения и Красных Лиц, унесло порывом ветра. Королевство успокоилось и как и прежде с успехом чередовало будничное трудолюбие с увеселениями летних праздников. Арлия сдержала слово, данное самой себе. Первое, с чего она решила начать свои розыски, был список лиц, глубину чьих познаний она хотела исследовать. Сделать это надо было осторожно. Так же осторожно, как заглянуть в улей с диким пчелами, выбирая подходящий момент и под маской любопытства или любознательности.

Прошла почти неделя и на просторах от восточных лесов до побережья снова гуляли селяне.

Впрочем, этот праздник имел целью не только повеселиться. Это был и первый день обмена урожаем, и закладкой припасов на зиму, и ярмаркой ремесленников, днём знакомств.

Последний летний праздник отшумел дневными красками, снопами пшеницы, перевязанными красными лентами, танцами, тостами, улыбками старшего поколения, резвостью и молодостью, искренним детским весельем. Сколько ни старались празднующие опустошить вынесенные на свежий воздух припасы, сладости всех форм и рецептов, столы не пустели. Пенились лёгкие напитки, острые ножи отделяли новые ломтики вяленого мяса, колечки выдержанных колбас. Железные котлы на ножках пылали и источали жар красных углей, разнося аромат ржаного хлеба вокруг и привлекая всех за новой порцией упругого сыра, мелко порезанных сухофруктов, орехов, ветчины. Чуть менялся ветер и розовые улыбки спешили поскорее расправиться с горячим хлебом, разомлевшим от жара сыром и обращались к новому приносимому волшебству в воздухе. Под шелковым навесом угрюмый на вид Тар, его жена и две дочери едва успевали открывать маленькие стеклянные и глиняные скляночки и бутылочки. Ещё труднее было успеть всем пояснить, что было внутри. «Тар! Ашо! Дайте что-нибудь цветочного поярче! На самый снежный месяц!» - раздавалось иногда из столпившихся у его шатра. «Настой колыбельной травы! Для сладких снов!» И всё потому, что Тар достиг никем не превзойдённого в королевстве искусства сбора ароматов и их сохранения. В большинстве случаев это были чистые ароматы, честно унаследовавшие название от растений, из которых они были добыты. В некоторых склянках были смешанные настои, но наибольший интерес для все представляло их применение. Это были лекарства не для тела, а для души, настроения. Лето сменялось осенью, цветение сменял запах дождя, влаги и отдыхающей природы, сладковатым холодом зимних дней, а ароматы из домашних коллекций вынимались по желанию семьи и, иногда, в довесок к выбранному блюду на обед или ужин. Одни любители предпочитали употреблять рыбу под запах полыни, медовый десерт с выпущенным в столовую ароматом черёмухи или сирени.

«Напиток дракона! Смельчаки испробуют Жгучий мёд...» - донесло ветром справа. В шалаше из медвежьих шкур егеря угощали диковинными снадобьями из кореньев, специй и других даров леса. Не обходилось и без розыгрышей, пития с завязанными глазами. Говорили, что за день несколько раз охотники едва ли не выдыхали чистый огонь после своих напитков, а потом показывали драконью чешую на голых локтях и коленях, которая исчезала прямо на глазах. И подходили новые желающие, которых за руки и за ноги удерживали их спутники. Толпа собиралась у шалаша, выкрикивали подбадривающие словечки, потом всех разбрасывал в стороны смех и желание рассказать кому-нибудь ещё об увиденном.

Приближалась вечерняя мгла, сулившая продолжение феерии огня и то лёгкое утомление, сквозь которое и самое обычное предстаёт в волшебном сиянии, не говоря уже о всеми ожидаемом волшебстве. Оно было неизменной изюминкой всех празднеств небольшого счастливого королевства. О нём было известно всем. Оно, как продолжение и пробуждение детских сказок, сопровождало подданных и их правителей от первого до последнего дня. Здесь надо отметить особенности жизни королевства, благодаря которым стал возможен этот уклад. Подданство не было обременительным по той причине, что потребности исторически ограничились разумной необходимостью, а следовательно, их удовлетворение не требовало изнурительного труда. Правление же, в свою очередь, проявляло требовательность только в области сохранения традиций и порядка. Внешняя декоративность монархии таковой и являлась, и может быть потому и не вызывала ни у кого никаких эмоций и недовольства, коими страдали иные племена. Но кто бы мог рассказать о трудностях других, более суровых или странных земель? Оседлость и удовлетворённость, самодостаточность и крепость семейных уз сами собой не допускали мысли о возможности вырваться из уютного круга и отправиться странствовать в неведомые края. Что там можно обрести в этих странствиях, и стоит ли оно того, чтобы пропустить и вырвать из своей жизни часть жизни своих близких. И изредка возникающая необходимость отлучиться в дальние края была если не наказанием, то долгом и службой, исполнение которой и завершение вознаграждалось и забывалось. Короткая память на торжества прошлых лет также являлась частью традиции. Ни чью голову не омрачала тень мысли о сравнении пышности или душевности торжеств прошлого и настоящего, а образцы и примеры извне для сравнения отсутствовали по уже озвученной причине. Надо сказать, праздники и не были однообразны. Обитатели дворцовых подземелий знали своё дело. Волшебства извлекалось ровно столько, чтобы о его существовании не забывалось, и чтобы разбуженная лень не победила жажду живой деятельности. Оно могло долго никак не проявляться в очевидном облике чуда, но на празднике оно было обязательным и ожидаемым. Покладистая погода, урожай, не знающие износа топоры дровосеков, косы и ножи, забывшие шероховатость точильного камня, исполняющие свою работу с изумительной лёгкостью, но такие медлительные и безопасные, когда волей случайности чья-то рука не окажется в опасной близости от сверкающей кромки. Привкус волшебства витал в воздухе будней, а в праздники сгущался в ожидание и раскрашивал хороводы радостью и неподдельными восторгами. Большая часть проявлений магии, если не вся, была, как уже было сказано, в ведении Ордена Хранителей Кодекса. Вне этого небольшого круга никто магию не изучал. Хотелось бы рассказать о посвящении в Орден и о его устройстве, делах, но уж очень не хочется покидать сладковатую, как смородиновое вино атмосферу праздника, тем более, что мы лишь вскользь коснулись взором жителей королевства, не успев даже их рассмотреть. А сколько персонажей праздника ещё не удостоены ни словом, ни строкой! В шуме развлечений большинство членов братства забывали в подземельях свои гусиные перья, свитки, древние рукописи, накидки и растворялись среди всеобщего веселья. Старшие братья с непокрытыми головами сопровождали короля и других обитателей замка. Их столы выделялись красно-белыми пестрыми лентами на копьях стражников, которым выпало продолжать свою неподвижную службу в этот раз. Не столько ради охраны они сегодня стояли не вдоль галерей внутри замка, а на свежем воздухе, сколько из необходимости сохранить торжественную, неизменную часть традиции. В неё также входило застилание значительной части поляны коврами как из домов простых жителей, так и из дворца. Сам праздник в древности и возник из летнего стирания ковров. В древности день выбирался ещё и с дождём, чем сильнее, тем лучше, но позже остался только праздник в чистом виде с отголосками и намёками на прошлое.
Не много найдётся других отличий, по которым можно было бы узнать королевский стол на празднике в отсутствие правителя и свиты. Но не в эту минуту, когда мы добрались до тех, за кем следили в уже рассказанной истории. Миром и благополучием светились глаза короля. Принцесса Арлия с супругом, принцем Анжело в который раз за столом легонько и незаметно, вопреки этикету, соприкасались локтями. Результатом такого касания был неизменно встречный взгляд взаимности, любование, улыбка. И вы никогда бы не узнали о странном ощущении и раздумьях недавней гостьи Башни Идущих Часов, будь вы одним из участников праздника. Вам доступно несколько больше, но мы воспользуемся этим чуть позже. Скажу только, что её чувства и внешние его проявления были открыты и искренни. Не покорность, а прозрение свело её с Анжело, едва ли ей знакомом ранее. Она приняла его не вызывающее сомнений достоинство как данность, словно давно следила за тем, как сближались нити их судьбы. А когда они встретились, то он удивил её не более, чем её собственное отражение в зеркале. Лишь одна струйка прохладной мысли лизала ей спину, одна догадка, одно воспоминание, один оранжевый камень в левой ладони. Он грел её призрачную надежду, но не принимал её тепла. Она как будто вспоминала вчерашний день и находила в нём всё кроме… Должно было быть что-то ещё, но оно ускользало как утренний сон, как эхо, которое возвращает полслова, потом треть и смолкает с совсем уж неясным и глухим звуком. И взгляд её, как все могли видеть, обращался то на отца, то на мужа, то на волны праздника на равнине перед замком, и выглядела она как и тысячи настоящий и придуманных счастливых принцесс. Невидимая, внутренняя часть её взгляда иногда оглядывалась в прошлое, скрытое уже не только временем.