Притворись моей

Пролог

Я свое возьму. Прямо сейчас.

Ярослава может бегать от меня сколько угодно, но сегодня я настроен догнать и никуда не отпустить. Плевать, если даже придется для этого бросить ребят, отдыхающих у меня дома. Не хочу, чтобы у нас с ней были свидетели.

Между нами, кроме одного недопоцелуя, ничего и не было, но я не могу оставить Яську в покое. Не выходит отпустить и отстраниться, даже думать о другой не получается.

Останавливаюсь в дверях кухни. Огонёк сбежала за посудой, которой не хватает для нашего барбекю, потому что компания растет. Ребята прибывают, а я впервые ото всех сбежать желаю, чтобы с Ясей наедине остаться.

Никогда так на девчонках не замыкало. Все же по привычной схеме работало: очаровать — пригласить на свидание — закончить на жаркой ноте и попрощаться. С Ярославой хочется сразу к горячему перейти, наплевав на остальное. И я перехожу, не в силах больше оттягивать время.

— Помочь? — спрашиваю, обозначая присутствие. Я бы, конечно, еще посмотрел, как она тянется за посудой, толстовка еще, которая ей как платье, задирается, фантазию дразнит. Но так рискую ни с чем остаться.

Ярослава замирает, резко оборачивается и смотрит испуганно. Но первая реакция быстро сменяется сведенными к переносице бровями. Упрямая, легко не сдастся, это я уже давно смекнул. Она отставляет стаканы и снова сосредотачивается на мне.

— Тарелки и вилки возьмешь? — Ярослава упирается ладонями в столешницу за спиной. Если ей нужна точка опоры, то я готов плечи предоставить, с ними точно удобнее, чем вот так.

Подхожу ближе, пересекая комнату. Меня магнитом тянет. Огонёк замирает, за мной наблюдает, как мелкий зверек, попавшийся в лапы хищника. В моем случае тактика «притворись мертвой» не сработает, я уже знаю, что может быть и хочу продолжения.

От нетерпения потряхивает. В нос ее ягодный запах бьет, она с ума меня такими темпами сведет. Зачем быть такой красивой и вкусной? Моя крыша улетает, когда Яся шумно вздыхает, будто сама понимает, но боится всего, что сейчас произойдет.

Наши взгляды встречаются. Она испепелить пытается, но сегодня у меня броня. Огонь не действует, потому что по венам лава течет — я закипаю. Клинит на Ярославе, и никак от этого не избавиться. Да я и не хочу. Интереснее лететь в пропасть вместе.

— Возьму, — и не только их. Киваю, оставляя большую часть фразы в мыслях и, схватив Яську за кофту впереди, тяну на себя.

Наши губы встречаются, и мы одновременно стонем, словно только этого и ждали. Скольжу по ее нижней, прикусываю, дурея от вкуса. Ярослава отвечает, обхватывает мои плечи ладонями сводит ладони на шее и гладит затылок так нежно, что мурашки бегут от удовольствия.

Обнимаю ее за талию, приподнимаю над полом, но Огонёк меня ногами обхватывать не спешит. А у меня терпения не хватает, потому что языки сталкиваются, мы дразним друг друга, распаляя сильнее. Яська жмется ко мне всем телом, сумасшедшая девчонка. Я продолжаю губы ее терзать. Оттягиваю, веду языком, снова глубоко целую, так что она не успевает ничего соображать.

Усаживаю на островок в кухне. Он высокий, мне подходит. Забираюсь под кофту, Яська дрожит, но я от себя ее теперь не отпущу. Скольжу губами по щеке, спускаюсь вниз, к шее, прикусываю кожу, языком надавливаю, узоры какие-то немыслимые выписываю, а Ярослава стонет. Плечи мои чуть сильнее сжимает и бедра стискивает, но между ними я, так что можно за объятия посчитать.

Нам так хорошо вместе, что все остальное уходит на второй план. Меня ведет, я перестаю трезво мыслить, знаю только, что хочу ее до невозможности. Огонёк и правда жаркой оказывается. А еще очень отзывчивой — реагирует на каждое мое движение, словно до меня никто ее так не целовал. Мы разгоняемся, касания жадные, Ярослава ногтями впивается в кожу, и это только подстегивает. Стоило ли тогда от меня бегать все время, если нам вместе хорошо?

— Денис, ты совсем обалдел? — нашу идиллию нарушает возмущение отца.

Яська моментально напрягается, спина ее деревянной становится, а я только до застежки на лифчике добрался. Отпускать ее не спешу, хотя Огонёк ерзает, намереваясь слезть.

Смотрю на батю, тот приобнимает жену за талию. Сашина мама женщина понимающая, но шока своего скрыть не может.

Я бы тоже, наверное, в шоке был, если бы увидел пасынка, зажимающего девицу на кухне, дизайн которой она сама же и выбирала.

Меня подбрасывает. Сердце в ушах грохочет. Яська ладонь к пульсирующей на шее вене прикладывает, но быстро убирает руку. А мне в момент ее прикосновения так хорошо было, что я почти сдох от счастья. Но, видимо, смерть для меня сейчас — слишком легкая участь, потому что с отцом у нас строжайший договор: я не вожу сюда девчонок, раз не умею с ними нормальные отношения строить.

«Доступным девицам в нашем доме не место», — заявил он несколько лет назад, вручил мне ключи от квартиры и отправил во взрослую жизнь. Я не нарушал правило ни разу, незачем было. Но сегодня все пошло наперекосяк, потому что Яся самая нетипичная из всех моих девушек.

Ярослава все же сползает на пол, но я обнимаю ее, не давая уйти. Еще сбежит, дел натворит, я потом точно не оправдаюсь за тысячу лет.

— Добрый вечер, — здоровается она, поправляя кофту и приглаживая волосы. Милая такая: впросак попала, зато не сдается, держится изо всех сил.

— Здравствуйте, — кивает мачеха. — А вы…

— Ярослава.

— И кто же вы такая, Ярослава? — выказывает разочарование отец.

Я не вижу, но чувствую, как Яська теряется. В нормальных семьях за поцелуи на кухне не ругают, обычно родители сами стремятся ретироваться, чтобы не мешать взрослым детям. Но в этом плане мы не совсем нормальные. Меня в лучшем случае ждет серьезный разговор, в худшем — возвращение домой навсегда, потому что своя квартира, доставшаяся от родителей — это ценный подарок, а не программа по умолчанию. Так батя тогда и сказал, мол, пользуйся и не косячь. А пойдет что-то не так, вернешься в семейное гнездо.