Привал

Привал

– Ребята, привал!

Усталые парни незамедлительно исполнили приказ, врастяжку повалившись на пыльную землю. Отдавший команду не стал позволять себе подобной роскоши, а только присел на корточки и принялся внимательно изучать походную карту.

– Сержант, когда же мы, наконец-то, дойдем?

Задавший вопрос, рыжеволосый рядовой Гамильтон, как будто не мог заставить себя долго оставаться в положении лежа на раскаленной, бесплодной и каменистой почве. Он с недовольством приподнялся, сел, опершись локтями на колени, и исподлобья рассматривал лицо сержанта.

– Не знаю, Гамильтон, – с напускным равнодушием ответил сержант. – Дойдем! – уверенно добавил он, стараясь не выдавать своей растерянности и не способствовать распространению уныния среди подчиненных.

 – Дойдем, не дойдем... Как пить-то хочется! – капризно внёс свою лепту темнокожий и курчавый Адамс. – Уже два дня блуждаем... Да сколько можно!

Сержант невидящими глазами уперся в свою карту, в надежде успешно проигнорировать такие проявления слабости. Но этот метод не сработал: солдаты начинали недовольно роптать, приподнимаясь со своих мест.

– Я думаю, мы ходим кругами! – с мальчишеским гонором вклинился в разгорающийся конфликт нескладный, долговязый Фогерти. – Я стопроцентно помню это дерево! – и он нервозно тряхнул головой, указывая в ту сторону, где смутно виднелся чернеющий остов какого-то чахлого растения. Листвы на нём не оставалось, поэтому название определить никак бы не удалось.

Конечно, это была заведомая ложь; подобные древесные останки встречались достаточно часто в течение всего недельного перехода, и их наличие ещё не доказывало, что отряд безнадёжно заблудился. Но ситуация получалась действительно напряжённой, и поворачивалась таким образом, что дальше попустительствовать растущему недовольству становилось опасно.

 – Отставить, рядовой! – с вскипающей яростью в голосе воскликнул сержант, не отрывая при этом взгляда от карты. Его худое и бледное лицо внезапно покраснело. – Николс, Ди'Анно! Немедленно встать и проверить обстановку! Захлопнись, Фогерти! – почти рычанием добавил он, едва долговязый раскрыл свои капризные губы в расчёте продолжить упрямый протест.

Сержант понимал, что вот-вот потеряет контроль; и если такое случится, то катастрофы уже не избежать.  Необходимо жестко пересекать все нарушения порядка, иначе – беда...

Назначенные на роли разведчиков достаточно нехотя встали и медленно разошлись под острым углом, образуя своими траекториями подобие буквы V. Николс уныло загребал тяжелыми ботинками удушливую пыль; Ди'Анно сравнительно мягко ступал по рыжей земле потрепанными белыми кроссовками, которые таскал с собой, наверное, ещё со школьных времен. Свои ботинки он позавчера содрал со стоптанных ног вместе с ногтями – и, грязно ругаясь, забросил подальше в какой-то овраг.

– А ты его не затыкай! Смотри, какая цаца! – окрысился на сержанта курчавый Адамс, дрожа мелкой дрожью и тщетно облизывая распухшим языком растрескавшиеся мясистые губы. – Как хочется пить... – прибавил он (теперь – изменившимся, жалобным голосом).

– Ты что же, думаешь, тебе одному хочется? – сержант метнул на Адамса пылающий взгляд. – А мы тут, значит, прохлаждаемся на пикнике?!

– Хочу пить! – упрямо прогнусавил черноглазый. – Я знаю, во фляге осталась вода! Сам пьешь, небось, а с нами и не поделишься?..

– Заткнись! – неистово взвизгнул сержант, одним прыжком оказавшись над своим расклеившимся подчиненным, сидевшим на рыжевато-серой земле. Начальник отряда правой рукой крепко ухватил бедолагу за ворот бесформенной куртки, которая была для рядового слишком велика; а левую руку сержант уже заносил для удара открытой ладонью.

– Вижу врага! – внезапно воскликнул Ди'Анно, и все, как один, инстинктивно пригнулись к земле. Сержант оставил Адамса в покое, и повалился на землю с ним рядом; он неуклюже упал на спину, но перекатываться уже не стал. Все остальные тоже как можно быстрее застыли врастяжку. Не успел среагировать только один – нерасторопный белобрысый Хонинг: взволнованный вскипевшими внутри коллектива страстями, он было вскочил – да так и остался растерянно стоять, не в силах принять хоть сколь-нибудь быстрое решение.

И тут же раздался хлопок одиночного выстрела.

– Хонинг!.. – в истерике заверещал Гамильтон и на четвереньках резво побежал к упавшему товарищу. Но помощь тому уже не требовалась: мелкокалиберная тяжелая пуля немедленно справилась со своей мрачной работой, проделав аккуратное отверстие во лбу зазевавшегося солдата прямо на глазах у изумлённого сержанта. Хонинг повалился навзничь, так и не убрав со своего красивого и несколько женственного лица выражения наивной растерянности; его белокурая челка упала назад, и кровь ее почти не запачкала.

– Лежать, всем лежать! – отчетливо крикнул сержант, стараясь удержать контроль над собой; но получалось это с трудом. Рыдающий Гамильтон ритмично завывал над трупом упавшего бойца; сержанта пробил неистовый озноб. Его жестоко трясло; глаза были прикованы к дурацкому бурому отверстию на белом лбу недавнего подчиненного, а неудобная, нелепая каска, не пригодившаяся Хонингу, валялась рядом с простреленной головой.