Недаром говорят, что ожидание хуже смерти.
Одно дело, когда ты просто ждёшь, зная, где сейчас находится твой муж и во сколько он должен вернуться. И совсем другое, когда ты не знаешь, чего ждать. Совсем.
Потому что должна быть очень, очень серьёзная причина, чтобы не прийти домой ночевать!
Я не знаю, какими силами мне удаётся заставить себя оставаться дома, когда до безумия хочется прямо сейчас заявиться к Белозубовой, чтобы своими глазами увидеть, что там происходит. Клянусь, я бы так и сделала. Если бы не Алиса.
Дочке совсем ни к чему знать, и уж тем более слышать и видеть все наши разборки.
Меня же просто разрывает надвое. Одна часть меня бьётся в истерике, представляя себе отвратительные картинки с участием Ильи и Светы. А другая отвергает их как невозможное. Потому что я доверяю своему мужу и не хочу думать, что он может мне изменить.
Однако с каждой прошедшей минутой моей уверенности становится всё меньше и меньше. Меня кидает из крайности в крайность. С одной стороны я хочу, чтобы Илья вернулся. А с другой… С другой, если он провёл эту ночь вместе со Светой, то пусть лучше не возвращается!
От неизвестности и полного бессилия, хочется кричать и лезть на стену.
И вот тогда, когда мне кажется, что я больше не выдержу, что просто задохнусь, захлебнусь от переполнявших эмоций, до меня доносится звук открываемой двери.
Поворот ключа в замке, как вспышка ударившей рядом молнии, заставляет вздрогнуть.
Пришёл.
Сижу, как пришибленная, и не могу заставить себя подняться.
На циферблате часов: семь, четырнадцать. Семь, чтоб всем провалиться, четырнадцать!
Часто и рвано дышу через рот, пытаясь восстановить пульс.
Слышу, как Илья снимает обувь, проходит в ванную, моет руки, судя по слышимости не закрывая двери, и, не замечая меня, идёт в спальню.
Он что, просто собирается спать?!
Вскакиваю, как ужаленная. Останавливаюсь возле нашей спальни и смотрю на мужа.
Илья стоит ко мне спиной. Он вытаскивает из брюк рубашку, снимает её, возясь с пуговицами, и бросает на пол. Начинает расстёгивать ремень… Он даже не замечает, что кровать застелена, и меня в ней нет! Он ничего этого не замечает!
И я не выдерживаю.
– Ты считаешь, что можешь прийти домой утром, и как ни в чём не бывало лечь спать? – обращаюсь к спине мужа, машинально отмечая, что никаких следов от женских ногтей, которые я успела слишком ярко себе представить, на ней нет.
Мой голос звучит ровно, однако в груди бушует такой ураган, что я готова разнести здесь всё в щепки и сравнять с землёй. Но я помню о спящей в соседней комнате дочери.
– Любав, прости. Я… чувствую себя отвратительно. – Продолжает раздеваться.
– Да неужели?! А ночью ты себя как чувствовал?! Прекрасно? Не отвратительно? – Каждое моё слово сочится едким сарказмом.
Илья поворачивается ко мне.
Что ж, я вынуждена признать, муж и правда выглядит не самым лучшим образом. Похмелье тот ещё стилист.
– Любав, мне хреново. Очень хреново. Я еле доехал… Ужасно раскалывается голова. Давай, поговорим чуть позже?
Бедненький! Еле доехал он!
– Позже? – Взрываюсь не хуже ящика со взрывчаткой. – А какого чёрта ты вообще куда-то поехал?
Илья морщится от громкого звука.
– Твоя подруга попросила помочь, – скрипит, скривившись.
– Ах, моя подруга попросила? И ты такой спасатель, что сразу бросился на помощь? Так торопился, что даже предупредить забыл? А зачем?
От одной мысли, что они договорились заранее, я готова убить его прямо на месте! Была бы в руках сковорода, не задумываясь, приложила бы. Пару раз. Любя! А потом ещё раз пять добавила бы. Уже от души и всего сердца. Хотя нет. От сердца пяти раз мало…
– Я хотел, Любав. Но позвонил Мендельсон, поздравить с днём рождения, и мы с ним проболтали, пока я ехал.
Мендельсон, он же Филин, бывший коллега Ильи. По-другому его никто никогда не звал. Только Филин Мендельсон. И лишь в прошлом году я узнала, что его настоящие имя-фамилия – Савва Мендельс.
Я совершенно ничего не имею против Мендельса. И даже вполне могу поверить, что они могли столько разговаривать. Слава богу, что он вообще смог позвонить. Значит, жив-здоров.
Савва ушёл по контракту, и у него не всегда есть такая возможность.
Поэтому я бы, наверное, поняла, что Илья не позвонил мне из-за него. Но только не после того, как он потом где-то шлялся всю ночь!
– То есть с Мендельсом ты поговорить успел. А жене позвонить времени не хватило?
– Потом я Светке замок вставлял.
Замок вставлял…
Два на первый взгляд совершенно безобидных слова заставляют меня побелеть.
Теряю дар речи, совершенно не так истолковав смысл прозвучавшей фразы. Невольно отшатываюсь назад, чувствуя как меня окутывает мёртвым холодом. Словно в меня только что вонзили нож.
– Замок? – произношу, с трудом шевеля губами. – Вставлял?
– Да, Любава. Замок.
Сначала вытаскивал. Потом вставлял. Снова вытаскивал. И снова вставлял… Замок?
От представленной картинки меня накрывает истерический смех. Это конец.
– И этим ты занимался всю ночь? – Выгибаю бровь.