Призрак Куста Белых Роз

Призрак Куста Белых Роз

Однажды юный чародей Йон Ликко-мл. решил провести летние каникулы в старом доме, принадлежавшем некогда его дедушке, Йону Ликко-ст.

Причин тому было несколько: Йон-младший писал дипломную работу и считал, что в глуши сосредоточиться на работе будет проще; дом пользовался недоброй славой и в том, чтобы поселиться в нем было что-то от старой доброй преемственности поколений; общий язык с родителями находить становилось все сложнее… Помимо этого, имелась еще одна причина, о которой я расскажу чуть позже. Как вы понимаете, она и была самой главной изо всех, пусть даже в этом Йон никому бы не признался.

Дом дедушки Ликко был большим каменным страшилищем, построенным в незапамятные времена у самой опушки мирного, но мрачного леса. Рядом имелась небольшая деревенька, жители, которой, разумеется, не любили колдовское гнездо и обходили его стороной. Один старичок, которому наследники дедушки пообещали платить десяток монет в год, согласился приглядывать за садом, и выполнял свои обязанности весьма недобросовестно, посчитав, что у родственников покойного колдуна достанет ума не наведываться в эдакую глушь.

Поэтому первым, что увидел Йон, кое-как дотащив багаж к дому, стала калитка, заплетенная сверху донизу девичьим виноградом. Поверх невысокого забора раскинули свои ветви одичавшие розы – белые, бледно-розовые и черно-вишневые, с бархатными лепестками, словно опаленными по краю.

С трудом он сумел сдвинуть с места заржавевший засов, и прошел по садовой дорожке, очертания которой с трудом угадывались в зарослях щитовника, хосты и наперстянки. Темный каменный дом, почти скрывшийся в листве старых деревьев, ждал его, поскрипывая флюгером.

«То, что мне нужно, - подумал Йон. – Здесь наверняка должны водиться привидения!».

Именно встречи с призраками и прочие проявления деятельности неупокоенных душ были темой его дипломной работы. К учебе наш герой относился очень серьезно и не допускал даже тени мысли, что его итоговый проект может свестись к простому переписыванию старых книг – содержание которых тоже когда-то кто-то откуда-то переписал.

Пару дней он потратил на обустройство, затем написал несколько пространных писем и отнес их на почту в деревню, любезно здороваясь с каждым встречным. Йон был вежливым юношей, и считал, что чародеям давно пора забыть старомодные высокомерные замашки.

На третью или четвертую ночь он решил, что наступило вполне подходящее время для начала опытов, и принялся за работу. Не будем подробно останавливаться на том, что за формулы он произносил, и какие знаки рисовал на полу, но можете поверить на слово: Йон показал себя с самой лучшей стороны, выполняя все аккуратно и старательно.

Неудивительно, что после третьей или четвертой попытки привидение все-таки откликнулось на его зов и появилось в комнате, соткавшись из бледного лунного света.

Оно было тихим, молчаливым, и от всего его дымчатого силуэта веяло вечной печалью. Приглядевшись, можно было различить признаки полуистлевшего человеческого тела – хрупкие линии костей, впавшие темные глазницы. Йон решил, что перед ним дух ребенка или совсем юного человека – так оно и оказалось: шелестящий голосок определенно принадлежал девочке.

-Зачем вы позвали меня? – спросила она, и в вопросе этом было что-то сродни недоумению внезапно разбуженного человека.

Честным ответом на этот вопрос был бы такой: «Мне нужно собрать материал для дипломной работы, которая понравится моему научному руководителю», но Йон подозревал, что призраку он может не понравиться. Поэтому он как можно любезнее и велеречивее соврал, что хочет восстановления справедливости, то есть – желает помочь упокоиться несчастной душе.

-Как вы умерли? – спросил он, доставая записную книжку. – Вы знаете, отчего ваш дух задержался здесь?

Но девочка-призрак, увы, была поразительно несведущей. Ее воспоминания путались, существование ее не отличалось разнообразием и одна ночь походила на другую. Силясь рассказать о себе, она говорила лишь о белых розах – то зацветающих, то увядающих. Ее мир состоял из колючих побегов, летом покрывающихся листвой, а зимой – инеем и снегом. Иногда девочка слышала пение птиц, иногда – раскаты грома и шум ветра, которые сменялись воем метели.

-Что-то плохое случилось со мной, - повторяла она печально. – Я не помню этого, но это горе всегда со мной, как боль от незаживающей раны…

Для вступления и пары глав этого, возможно, и хватило бы, но не более того.

Однако, Йон не собирался сдаваться так быстро. В доме дедушки Ликко имелась большая библиотека, где хранились сотни писем – и уж в них-то наверняка упоминалась история девочки. Вряд ли в этой глуши часто случались трагические истории с девочками – хотя бы потому, что девочек здесь было не так уж много.

-Я постараюсь помочь вам, - сказал он вслух. – Но для этого мне потребуется время от времени призывать вас. Надеюсь, вы не сочтете это слишком назойливым вниманием?..

-О нет, нет, - прошептала призрачная девочка. – Я… я буду даже рада. Если, конечно, я правильно помню, что такое радость…

И Йон с головой погрузился в архив дедушки Ликко. Днем он читал старые письма и дневники, а ночью призывал призрачную девочку и спрашивал, не знакомы ли ей те или иные имена, не припоминает ли она названий, не знакомы ли ей лица на выцветших портретах.  Она грустно качала головой, и, очевидно, винила себя за то, что не может быть полезной.

Йон тем временем старательно записывал все, что замечал: как меняется вид призрака в зависимости от разных фаз луны, какие заклинания вызова действуют быстрее, а какие – медленнее, и как-то раз якобы случайно ткнул в полупрозрачную тоненькую руку серебряной иглой. Девочка застонала: как она объяснила, истинной боли она не почувствовала, но серебро причиняло ей страдания.

Чародей опасался, что заподозрив неладное, призрачная девочка может не откликнуться более на его призыв, и потому болтал без умолку, пытаясь заинтересовать привидение. Это оказалось не таким уж сложным делом  - ей нравились рассказы Йона о его жизни, об учебе в магической академии, и даже скучнейшие пересказы семейных историй, которые у каждой семьи одинаково однообразны по своей сути, она слушала внимательно, словно силясь припомнить, каково это – обижаться, веселиться, ссориться и мириться.