Про кошек

Про кошек

Раньше Славик никогда не задумывался о смерти. По крайней мере в серьез. Она сопровождала его, как и любого другого человека незаметно, иногда напоминая о себе сквозь экран телевизора, гибелью персонажей фильмов или новостными сводками про различные бедствия, а иногда и через телефон, звонками о том, что умер какой-то там дальний родственник, которого сам Славик никогда в глаза не видел и даже не подозревал о его существовании. Такие напоминания обычно не привлекали к себе много внимания, а уж о серьезных мыслях на такую сложную тему, как конечность жизни, и речи быть не могло. Но однажды все изменилось. Не в лучшую, конечно же, сторону. Причиной этих изменений был рак.

— Здрасьте, — Славик изобразил самый низкий голос, на который было способно его пятнадцатилетнее горло. — Дайте пачку «Прилук».

Он протянул купюру ларечнице, смотря при этом куда-то в сторону, будто был занят своими мыслями. В действительности он просто боялся, что его глаза выдадут в нем малолетку, пытающегося потратить карманные деньги на то, на что малолеткам тратить их явно не стоило.

Ларечнице было плевать на Славика, его глаза и то, что он покупал. Главное, что он ПОКУПАЛ, а все остальное, находилось вне тесных стен ларька и никоим образом ее не касалось. Она забрала деньги и выдала пятнадцатилетнему пацану пачку «Прилук» без фильтра, на которой сверху покоилась сдача. Славик сгреб все это с прилавка и быстрым шагом отправился вдоль по улице, нервно озираясь по сторонам. Сейчас ему меньше всего хотелось попасться на глаза каким-нибудь знакомым родителей с работы или же сердобольной Людмиле Павловне из первого подъезда, любившей в это время дня выходить на прогулку со своей маленькой и сквернохарактерной собачкой.

До весны прошлого года Славик не знал значения слова глиобластома, но, когда услышал его в первый раз, сразу понял, что ничего хорошего оно значить не может. За неделю до этого он вместе со своим лучшим и, наверное, единственным другом Лешкой убегал от разъяренного водителя желтого «москвича». Все дело в том, что иногда они любили развлекать себя, стреляя маленькими пластилиновыми шариками из самодельной духовой трубки, и в этот раз шалость вышла из-под контроля, когда Лешка угодил одним таким шариком прямо в глаз водителю, остановившемуся на перекрестке. Теперь тот гнался за ними, размахивая кулаками и выкрикивая ругательства, а они убегали, смеясь. Вбежав во двор дома, в котором они оба жили, Славик с Лешкой решили, что погоня затянулась и нырнули в нишу между ростовым шлакоблочным забором и гаражами, где собирались переждать бурю. Стоя на старых шприцах и размокших от сырости окурках, они переминались с ноги на ногу, хихикали и перешептывались о чем-то. О чем именно Славик не помнил, зато прекрасно запомнил то, как Лешка, спустя минут пять «пряток» выглянул из-за гаража, как увидел проходившего мимо водителя «москвича» и как с перепугу, втянувшись обратно в нишу вдруг вскрикнул от боли. Забор, у которого стояли гаражи, был сложен из серых прямоугольных блоков спрессованного шлака, а сверху – украшен кованной оградкой, окрашенной черной краской. От старости раствор в швах рассохся, отчего один из шлакоблоков вывалился из стройного ряда, а оградку, потерявшую опору, согнул перелазивший через забор местный наркоман, использовавший нишу, как уютное место для своих «процедур». На острый край этой оградки и напоролся головой Лешка.

Пройдя мимо своего дома, Славик завернул к поликлинике, обошел ее вдоль того самого злосчастного забора и пошел дальше, к небольшой двухэтажной трансформаторной будке, за которой виднелось здание профилактория.

Едва сдерживая слезы, вызванные скорее страхом, нежели болью, Лешка с окровавленной шеей и руками отправился домой, а оттуда вместе с отцом прямиком в травм пункт, где врач сказал ему, что ничего серьезного не случилось, оградка проткнула кожу, но дальше не пошла. Потом ему наложили три шва и отпустили домой. Вот только Лешка тогда еще не знал, что его отцу сообщили кое-что еще. Что на рентгеновском снимке, подтверждавшем отсутствие травмы черепа, было видно светлое пятнышко чуть выше виска. И что это пятнышко взволновало врача гораздо больше, чем кровоточащая рана от оградки.

Через три дня после инцидента с забором Лешка попал на прием к другому врачу. Уже с новым рентгеновским снимком. Разрешение на нем было намного лучше того, что сделали в травматологии, и пятнышко над виском просматривалось тоже лучше. А еще через четыре дня ему поставили диагноз. Славик узнал обо всем от своего друга по телефону. Это ему тоже запомнилось очень хорошо. Почему-то так хорошо запоминаются только плохие вещи.

— Глиобластома, — сказал Лешка, и его голос на долю секунды исказили телефонные помехи.

— Как как? — переспросил Славик.

— Глиобластома, — на этот раз слышно его было просто отлично, но понятнее от этого не становилось.

— Что за глибобластома?

— Это такой рак.

— Рак? — о такой болезни Славик слыхал, но точно не был уверен, что она из себя представляет.

— Да, он у меня в голове.

— И что теперь делать?

Что делать Лешка не знал.

Не доходя до территории профилактория, Славик взобрался на невысокий забор – младший брат того, что огораживал двор его дома, а оттуда перепрыгнул на насыпную крышу профилакторского погреба. Они с Лешкой часто бывали здесь, когда им надоедало носиться по двору или же просто не было настроения для активных игр. Погреб представлял собой две наклонных крыши из бетонных плит, накрывавших входы внутрь, и небольшое помещение между ними, разделенное надвое перегородкой. Профилакторий, некогда принадлежавший градообразующему предприятию, теперь пустовал, а погреб и вовсе не использовался с послевоенных времен. Погребная насыпь обросла травой, высокими кустами и мхом, став укромным местом, удаленным от городских улиц и окон домов. Достаточно укромным для того, чтобы, развалившись на бетонных скатах входов, нагретых летним солнцем, болтать о чем-то, глядя как на ветру раскачиваются ветки росшей у забора липы.