— У меня для вас подарок, госпожа Хмельная.
— Георг Павелевич, я ведь вас просила называть меня по имени!
Мужчина, что опустив локти на барную стойку, пристально вгляделся в мое лицо и усмехнулся как-то недобро. Был поздний вечер, приличные люди уже разошлись по домам, мне бы закрывать зал и начинать уборку, но начальник полицейского департамента Буйска никуда не спешил. Ну конечно, ему ли бояться ночных улиц?
Я не люблю свою фамилию, звучит она слишком уж… провокационно. А что поделать, если мой покойный супруг был потомственным… нет, не ресторатором, а кабатчиком? Это уже после его смерти я превратила обычное питейное заведение в небольшой уютный ресторанчик.
— Как желаете, Ильяна Ильяновна.
Я снова вздохнула, красноречиво покосившись на дверь. Хоть бы Август, что ли, побыстрее вернулся! А то, неровен час, господин Туманов руку и сердце предлагать будет… в третий раз! А у меня такой соблазн согласиться если и не на законный брак, то на тайный грех!
— Так что за подарок-то? Не томите.
— Вот.
Таманов выложил на стойку какую-то бумагу. Я притянула ее к себе, с любопытством наклоняя голову и пытаясь разглядеть в неверном свете масляного светильника выцвевшие чернила. Ах! Сердце вдруг замерло, а потом заколотилась о ребра с такой силой, что у меня закололо в груди. Похолодевшие пальцы задрожали.
— Откуда это у вас? — выдавила я из себя, глядя на приятного с виду мужчину с ужасом.
— Вы же умная женщина, Ильяна. Догадайтесь сами.
— Дочка ювелирова отдала, — безнадежно шепнула я. — Да, я слышала, что она в Буйск вернулась. За починку дома, говорят, принялась. Август рассказывал, что девочка вся из себя деловая.
— Все так. Нашла тайник, записи принесла мне. Сказала, что справедливости желает.
— Странная это штука — справедливость, — я уронила бумагу на гладкую деревянную поверхность, а потом достала из-под стойки бутылку крепкого вина и чистый стакан. Плеснула себе. — А ведь Ковальчик ее убил тогда… А она не умерла. Вы знали, что я хотела сиротку к себе забрать, жалко ее стало?
— Знал, конечно. Вы же ко мне и приходили, просили о помощи.
— И вы мне не помогли, Георг Павелевич. Второй раз не помогли.
— Вы были вдова с младенцем на руках. Куда вам еще сирота убогая? К тому же девочку забрал другой человек, мужчина.
Я кивнула, зажмурившись и залпом опрокинув в себя вино. Теплее не стало. Меня колотило как на морозе. Эта бумага, что лежала между нами на столе, содержала мой смертный приговор. Интересно, меня повесят или еще что придумают? А ресторан? Отдадут ли его Августу или конфискуют все имущество?
К мужеубийцам в Буйске милости не было.
— И что теперь? — стыло спросила я Туманова. — Если вы мне это принесли, то все знаете? Арестуете меня сейчас или позволите попрощаться с сыном?
— Я ведь уже сказал, что это подарок, — Георг покачал головой укоризненно. — Забирайте. Копии у меня нет, я клянусь.
— А что вы хотите взамен? — только что пережившая мысленно позорную смерть, я никак не могла его понять.
— А сами как думаете?
— Меня? — скривила я губы.
Ясен пень, о браке речи уже не шла. Но я знала, что нравлюсь ему, очень нравлюсь. Георг ухаживал за мной несколько лет. Вначале предлагал стать его любовницей, а потом, видя, что я не заинтересована в тайных отношениях, звал и женою. Но теперь я была в его руках. Он мог требовать, а я подчинюсь. Я так хочу жить! Я так боюсь суда и позора…
Он молчал, глядя на меня и поглаживая острую бородку. Мне он раньше казался похожим на Атоса из старого-старого кино. Теперь же сходство исчезло. Все мужчины одинаковы! Им только дай власть в руки — и они уже не помилуют.
— Вы хотите прямо сейчас? — нервно спросила я. — Или на постоянной основе?
И поскольку он все еще сверлил меня глазами, я принялась расстегивать пуговки на блузке. Паника с головой захлестнула меня. Я должна была немедленно услышать заверения, что я в безопасности, что о бумаге никто и никогда больше не узнает. Особенно Август.
— Подойдите ко мне, Ильяна. Мне плохо видно.
Я вышла из-за стойки на неверных ногах. Встала перед ним. Мы были одного роста. Наверное, это недостаток для мужчины, особенно для главы полиции. Он не выглядел внушительным и сильным.
— Что вы от меня хотите? — прошипела я истерично. Хотелось орать, но я пока сдерживалась. Ненадолго меня хватит, конечно. — У вас настолько плохо с личной жизнью, что вы готовы шантажировать немолодую вдову? А может…
Он положил палец на мои губы, заставляя замолчать.
— Успокойтесь, Иль. Мне ничего от вас не нужно. Я же сказал, это подарок. Не все мужчины — подлецы и сволочи.
— Но вы же…
— Я надеялся на поцелуй. Или хотя бы на благодарный взгляд. О большем даже помыслить не мог. Чего вы так испугались?
— Но я…
— Иль, у меня хорошая память. Я все помню. Я прекрасно знаю, почему вы это сделали. И вы верно сказали — я виноват в том… инциденте… не меньше вас. Вы просили о помощи, а я отказал. Не плачьте, не нужно, я ненавижу женские слезы.
— Я убийца, — вырвалось у меня со всхлипом.
— Я тоже, разве вы этого не знаете? На моих руках крови столько, что не отмоешь. Я убивал лично, я убивал по закону. Не мне вас судить.
Он криво улыбнулся и подхватил шляпу.
— Лучше сожгите расписку.
— Непременно.
— Прощайте, Иль. Берегите себя.
Я молча смотрела, как он уходит, и не могла сдвинуться с места. шепнула только:
— А поцелуй?
— Отдадите, когда сами пожелаете. Если пожелаете, конечно.
Вернувшийся Август застал меня отчаянно рыдавшую в кресле в обнимку с бутылкой.
— Мам, ты чего? Что-то случилось?
— Все хорошо, малыш.
Вопреки обыкновению, он не обиделся на “малыша”, не стал возмущаться и пыхтеть. Присел рядом, забирая у меня стакан.
— Тебя кто-то обидел? Это Туманов, да? Он тебя оскорбил? Я его убью, ты слышишь? Прямо сейчас догоню и убью.