Продавец мандаринов

Продавец мандаринов

Нехорошее это место — Сенная площадь. Фонит она, ох, фонит! Пока стояла на ней церковь Спаса Всемилостивого, нечисть еще не выходила за пределы Ротонды. Той самой, что в доме сорок семь по Гороховой. Церковь снесли в шестьдесят первом к огромной радости потусторонних сил. Потом на площади соорудили часовню. Но это — как из пушки по воробьям. Нечисть жила вольготно — спаивала мужчин, отправляла женщин по кривой дорожке, а перед самыми Святками всегда выходила в город порезвиться.

***

С утра привезли товар. Сорок ящиков. Абдулла заглянул в верхний и обмер:

«О, шайтан! Мандарины совсем дрянные. Как таким товаром торговать?»

Узбек взял из ящика один мандарин. Фрукт был маленький, один бок зеленый, другой — в черную крапинку.

«Ой, горе, горе! Такое никто не купит. А так хотелось распродать все побыстрее и махнуть в Ташкент, где тепло и дожидается любимый дедушка Карим. Очень старенький, сто пять лет. И каждый день его жизни может стать последним. Абдулла должен быть рядом. А он торчит здесь, на Сенном рынке и торгует гнилым товаром.

Дедушка учил внука торговать честно, относиться к людям с добротой и заботой. Но в Ташкенте работы совсем нет. И корзины из прутьев тамариска, которые плетет дедушка, совсем плохо продаются. У Абдуллы девять братьев и сестер. Он старший, поэтому отправлен на заработки в Петербург.

Абдулла — обычный узбекский парень — черные веселые глаза, борода лопатой, живет с огромной коммунальной квартире: потолки в ней высокие, как в мечети. В окнах большие щели, по комнате гуляет ветер, как на просторах Голодной степи. В каждой комнате — по тридцать человек. Жильцы спят в две смены. На рынке Абдулла стоит по двенадцать часов, с восьми до восьми, и с трудом доползает до своего топчана.

Странное название у рынка. Сенной. Сушеной травой никто не торгует, он специально проверил. Но говорят, много коней здесь раньше было. Для них и сено. Коней Абдулла любил, всегда угощал лепешкой, если встречал. Теперь здесь торгуют не сеном, а гнильем. Точнее, фруктами и овощами, которым жить осталось один день. У кого совести совсем нет — кидают в пакет совсем плохой товар, завязывают и отдают покупателю. Иногда им приходят вернуть испорченный товар, иногда нет. Такие торговцы стоят, зевают. Один раз у них купили, и больше к ним не ходят.

У Абдуллы всегда большая очередь. Он жалеет стареньких русских женщин и всегда кладет товар хороший или «с походом». Зовет их «ма». Молодым кришнаитам говорит «брат», пожилых женщин зовет красавицами. И всегда мирит других торговцев, которые устраивают стычки. Так учил дедушка Юсуф, что в переводе с его родного языка означает «Бог воздаст».

Собственное имя его звучит, как «раб Божий», что обязывает не забывать заветов Аллаха — делать добро родителям, родственникам, беднякам и сиротам. Жать только, что хозяин так не считает, заставляет стоять позади рынка на улице и редко дает хороший товар.

«Да что за жизнь с таким товаром, о, шайтан!» — подумал Абдулла и топнул ногой.

И тут же из-под ног его выскочил странный зверек: рыльце, как у поросенка, рожки, как у козленка, глазки, как у змеи и сам весь курчавенький, как барашек.

— Я за него! — бодро выкрикнул зверек на чистейшем русском языке.

— За кого? — обомлел Абдулла.

— За шайтана, — вздохнул бесенок. А это был именно он. Мелкий бес.

— Ты откуда здесь взялся?

— Да это же ты меня дважды вызвал, — ответил бесенок. — И теперь на целых двенадцать дней Святок я в твоем полном распоряжении. Филимон меня зовут.

— Ты такой маленький, что ты вообще можешь? — разочарованно протянул Абдулла.

— Ну, например, могу превратить твой плохой товар в хороший, — Зверек дунул-плюнул, завертелся на месте против часовой стрелки. И тут же ящики опустели.

— Ну и помог… — огорчился Абдулла.

Но ящики вновь наполнились мандаринами — крупными, оранжевыми, ароматными. Покупатели набежали. Только успевай взвешивать, да деньги забирать. Товара улетело сорок ящиков. Пришел хозяин, выручку забрал. Он не скрывал, что доволен наваром.

— Езжай домой, двенадцать дней отпуска тебе даю.

Побежал Абдулла в кассу билетную, а там все распродано. Нет в Ташкент билетов.

— Билет давай! — вспомнил Абдулла про черта.

— Откуда возьму, когда нету, — удивился черт Филимон, — хотя постой, я могу тебя отвезти!

— Э-э-э-э! Как повезешь, когда ты сам маленький такой! — махнул рукой узбек.

— А я надуюсь! — успокоил его черт. И тут же дунул-плюнул, на месте завертелся и в самом деле начал расти. Стал размером с осла, потом с коня, потом со слона.

— Так годится? — спросил Филимон.

— Вполне, — заверил его Абдулла.

— Тогда садись!

Вскочил узбек на черта, и полетели они по ночному небу. Где-то внизу остался Петербург, поблескивая яркими паутинками, а потом и вовсе пропал из виду. Быстро черт скачет прямо по воздуху, как по степи. Не успел Абдулла опомниться, а уже и солнце всходит. И он в Ташкенте, калитку родного дома открывает.

— Стань ослом! — приказал Абдулла Филимону, — и мешок подарков нужен мне срочно. А лучше два.

— Да будет воля твоя, — согласился черт, дунул-плюнул, тут же уменьшился и отрастил большие уши. На спине его появились два мешка, откуда можно было достать все, что угодно.

Десять дней гостил Абдулла у родни. Всех вкусно накормил, подарков гору надарил и семье, и соседям, и просто мимо проходящим бедным людям.

— Служба моя подходит к концу, — заметил Филимон, а ты так ничего не попросил для себя, все для других, да для других.

— А себе и сам заработаю. Молодой, здоровый. Ступай, Филимон. Обратно на поезде поеду.

— Прошу, не прогоняй меня, — взмолился бес, мне тут так хорошо, тепло, дедушка меня любит.

— А тебя разве не будут искать? — удивился Абдулла.

— Будут, но ты можешь мне помочь.

— Говори! А вдруг ты чего плохого попросишь?