Проклятая удача, или воспоминания одной монеты

Проклятая удача, или воспоминания одной монеты

Проклятая удача или воспоминая одной монеты.

В моей памяти отчетливо сохранился день,когда я появилась на свет. Меня и еще два миллиона братьев и сестер – моих точных копий – отчеканили в 1938 году на берлинском монетном дворе. В то время мы были одними из самых ходовых монет, и каждая из нас, как и наши предшественники, мечтали поскорее найти своих хозяев – людей, готовых на все за право обладать нами. После того, как нас выпустили из банка, все мы разлетелись по нашему великому государству. Моим первым владельцем был обычный уличный чистильщик сапог по имени Клаус. Молодой парень, не старше восемнадцати, сразу полюбил меня. Он бережно хранил меня, не решаясь потратить на пустяки, и постоянно проверял мое наличие в кармане своих подранных штанов.

Общеизвестный факт, что деньги притягивают энергетику своих хозяев. Клаус был озлоблен на весь мир, и день ото дня я впитывала гнев и ненависть этого юнца. Злился он по любому поводу. Юношу раздражала его нищета и безродность, богатство других людей, их красота, таланты и возможности. В этой вечной злобе прошло несколько лет, пока моего хозяина не призвали в армию. Казалось бы, что тут такого? Но для Клауса это стало истинной удачей. Он радовался словно маленький ребенок, которому на рождество подарили желанную игрушку. Впрочем, радость и счастье я впитывала недолго. Очень скоро молодой солдат отправился на фронт, и после короткой эйфории пришла еще большая ненависть и озлобленность. Теперь Клауса раздражали не только собственная нищета и убогость, но и совсем незнакомые ему люди. Он мнил себя представителем высшей расы, а всех остальных – недостойными даже дышать с ним одним воздухом. Эта война стала его личным крестовым походом против всех недостойных.

Клаус ловко управлялся с оружием. Рядовым солдатом он за несколько лет прошел пол-Европы. Каждый бой все больше насыщал меня этими чуждыми любому нормальному человеку чувствами, а минуты радости были настолько редкими, что моя способность впитывать энергию не успевала срабатывать.

И вот в очередной битве удача отвернулась от Клауса. Враг наступал. Пересекая замершую реку и не доходя до берега шагов двадцать, немец был ранен в живот. Корчась от боли, раненный молодой солдат полз по льду, и, слыша, как трескается под ним тонкий слой замерзшей воды, Клаус впервые в жизни обратился к Богу. Но это не был крик о помощи и не молитва о спасении. Это был поток ругательств и брани. Солдат проклинал Всевышнего, который не уберег его от вражеской пули. Постепенно боль сменилась теплом. Истекая кровью на холодном льду, Клаус мечтал о летнем теплом море, в ушах слышался звук прибоя. Сил двигаться дальше не было. Ему так хотелось забыть о лишениях и согреться. Видимо,Всевышний услышал его. Лед с треском развалился, и Клаус погрузился в ледяную воду всего в метрах пяти от берега. Все это время он сжимал меня в руке. Так, проклиная всех за боль и грезя летним теплом, Клаус ушел в мир иной.

К этому времени противники моего покойного хозяина осматривали раненых и умерших. Вдруг один из польских партизан заметил какой-то блеск в полураскрытой руке погибшего немца, лежавшего на берегу. Так я обрела нового хозяина, который ничем не отличался от предыдущего. Его звали Войцех Быстронь. С начала лета 1944 года он проходил обучение в школе по подготовке партизанских кадров при Польском штабе партизанского движения. Это был человек-хамелеон, который быстро приспосабливался к любым обстоятельствам. В самом начале войны он, как сторонник гитлеровской идеологии, приветствовал гонения еврейского народа. Теперь, когда настроения в Польше кардинально поменялись, молодой человек решил заранее обезопасить себя, скрывая собственные предпочтения, но ненависти в нем не убавилось. Он злился на себя, на свою слабость и предательство. Злился на советских инструкторов, прибывших их обучать. Войцех смотрел на них и ненавидел, хоть эта злоба и не отражалась на его каменном лице. Ненависть вызывали в молодом поляке и некоторые его соотечественники, которые искренне ждали освободительную Красную армию. Он злился на газеты, призывающие народ бороться с немецкими захватчиками. Глубоко в душе он затаил обиду и мечтал отомстить, и очень скоро ему представилась такая возможность.

В начале Варшавского восстания, когда на улицах города проходили ожесточенные бои с частями гитлеровцев, встретив решительный отпор, командиры некоторых повстанческих отрядов вывели своих бойцов в ближайшие леса. В то время Войцех по стечению обстоятельств находился в городе. Он знал, где именно укрываются партизаны, и донос молодого поляка позволил немецким войскам полностью уничтожить два повстанческих отряда. Несчастных расстреляли и закопали в том же лесу, где они прятались. Это была маленькая месть, принесшая Войцеху радость.

Возмездие пришло к поляку, когда тот возвращался в свой штаб. В хорошем расположении духа юноша ждал паромную переправу, чтобы добраться на другой берег. Народа тогда было очень много. Погрузившись, они отправились на противоположную сторону. Уже на середине реки польский партизан начал замечать, что у него мокрые сапоги. Они погружались в воду, началась паника.

- Скидывайте свое барахло, - потребовал Войцех. Он потянулся за вещами, лежавшими в середине парома, но его оттолкнул какой-то мужчина.

- Ей, не трогай. Свое «барахло» выкидывай. Приплыли уже. Не видишь что ли, – ответил ему мужик.

- Мне нечего выкидывать. Вы бы еще танк сюда затащили, – молодой поляк опять потянулся за вещами, чтобы выкинуть их в реку, но почувствовал удар в лицо. Не устояв на ногах, он упал в воду, после чего уже не всплыл. Люди, стоявшие на пароме не стали нырять в реку за неизвестным, поскольку знали, что она полна глубоких ям, моментально затягивающих своих жертв.