Проклятие Ахиерона

Глава первая

Ночь превратилась в кошмарный ад.

Днем пробирались в закрывшееся продовольственные магазины, расположенные недалеко от разрушенных домов. Искали продукты пропитания, разгребали средства гигиены, мази и лекарства.

Кто-то громил кинотеатры. Кто-то засиживался в домах, прячась в подвалах, не предназначенных для крысиной атаки.

Не было никакой пятой волны. Все случилось быстро. Некоторые дети с больной психикой так и не поняли что произошло на самом деле. Они жили в своих крошечных мирках, никого к себе не подпуская. Некоторое время мы пытались их эвакуировать. Применяли всяческие попытки забрать их к себе. Но они не позволяли нам спасти их жизни.

Спустя неделю после вторжения больных детей не осталось. Всех истребили.

Оно и к лучшему.

Выживали как могли.

В первые дни вторжения нас лишили крова над головой. Родители не защищали нас. Они нас выкинули на дорогу, поспешно сбегая. Лишь немногим счастливчиком удалось сбежать с родителями. Мы стали называть их пришельцами. Мразями. Иными.

Многие дети, познавшие беды в момент опасности, постепенно сходили с ума. Их преследовали образы Иных. Они что-то бормотали. Раскачивались на корточках, обхватив непослушные ноги руками. Больше половины сумасшедших приходили в себя. Они возвращались к относительно нормальной жизни. Наравне с выжившими приходили за помощью. Стреляли из холодного оружия. Делали из мухи слона.

Мы все понимали – нам конец.

Но каждый продолжал бороться за отобранную кем-то жизнь.

Полуразвалившееся дома навевали тоску. Крысы хаотично выбирали еще не до конца разрушенный ими же район. Они приходили туда с рассветом. Громили все, что попадалось им на пути. Полностью отрезали нас от привычной человеческой жизни. В предрассветные часы мы старались не покидать своего убежища. Выходили на улицы после полудня. Каким-то чудесным образом крысы не трогали продовольственные магазины. Они были голодны. Но им всегда было достаточно одной туши пойманного ребенка.

Не все дети забыли о прошлой жизни. Многие возвращались на прежнее место. Из-под обломков здания пытались вынести то, что не посчитали нужным забрать родители в спешке. Это могли быть фотографии, самокат, велосипед, скулящая в углу чудом выжившая собака или забравшаяся под обломки ветхого здания кошка. Дети выносили все. Однако они понимали, что крысы спокойно гуляли по городу днем. Чтобы не быть пойманным, они шли на риски. Вытаскивая очередную ценную вещь из-под завала, дети вздыхали, прекрасно понимая, что в случае бега им придется от нее избавиться.

Нас целенаправленно отрезали от мира. Мы не знаем кто, не знаем как, до сих пор гадаем для чего.

Выходя на улицу, по телу пробегала необъяснимая, порою едва ощутимая дрожь. На пути встречались отчаянные дети, решившие ненадолго выйти из укрытия. Глаза искали выживших знакомых, с которыми мы играли в детстве на детской площадке или ходили в школу. Многие погибли в первую неделю крысиного вторжения. Больше всех пострадал скот, не умеющий за себя постоять. Животных не просто зарезали. Над ними издевались несколько часов, а мы невольно слушали их крики, прекрасно понимая, что ничего не можем сделать. Никак не могли им помочь.

Со временем полуразрушенные здания, обгрызенные туши животных, попадавшиеся на пути и завалявшиеся в кустах оставленные от съеденных подростков позвоночники стали обыденностью. Обвалившаяся штукатурка, потрескавшейся бетон, свалившаяся на землю известка. Пыль попадала в глаза, скрывая едва заметные выступающие на лице слезы. Оставленные родителями дорогая техника, полуразбитые телевизоры, сломленные компьютеры и завалявшиеся в углу приставки навевали тоску.

Никто из детей не пытался спасти чью-то жизнь. Все стали чужими, озлобленными, мстительными.

В глубине души более ранимые переживали предательство родных. Они ожесточились настолько, что несколько раз в день стреляли в других, таких же измученных детей. В городе не осталась никого, кого бы не затронула и не изменила внезапно появившееся на пути опасность. Приземленные подростки, не захваченные мечтами, сжигали теплые воспоминания. Разжигали костры, жгли фотографии, одежду, все то, что горело огнем и не подлежало восстановлению.

Дети прощались с жизнью.

Все понимали – как раньше уже не будет.

Крики детей, съеденных крысами, смолкали ближе к рассвету. В кошмарную ночь выходили отчаянные – те, кто ждал смерть. От съеденных детей оставался позвоночник, который мы хоронили на ближайшем кладбище. Закапывание позвоночника в землю превратилось в традицию. Никто не желал быть съеденным, но все хотели нормальной загробной жизни после смерти. И мы им ее предоставляли, пока нас самих не затрагивала крысиная напасть.

На рассвете большая часть крыс пряталась в убежища. Крысиное убежище искали днем. Небольшими группами. Проверяли каждый квартал. Каждое заброшенное здание, куда не проникали ослепительные солнечные лучи, неблагоприятные для крыс. Спустя четыре недели после вторжения, мы его так и не обнаружили. Ахиерон предположил, что якобы крысы скрываются в лесу, куда нас по понятным причинам не пускали.

Крысы выходили на улицы днем. В ночное время они гуляли по городу в поисках пропитания большими группами, а днем могли выйти и по одиночке, не беспокоясь о том, что их могли уничтожить обезумевшие от горя подростки. Подростки стреляли в крыс. Пытались отыскать своими выстрелами их слабое место. Не все выстрелы были смертельны для крыс. Удивительно, но выстрелы в голову крыс не убивали.