Проклятый корабль

Проклятый корабль

Я - Эйдан Нолан, единственный выживший пленник страшного корабля, на котором, сам не ведая, я провел двадцать лет своей жизни. После спасения я пытался вычеркнуть произошедшее из памяти. Но тщетно. Изо дня в день прошлое преследует меня, оставляя отвратительный липкий след в голове. Я больше не могу оставаться с ним наедине. И пусть моя история покажется вымыслом или бредом обезумевшего моряка, мне все равно. Признаться, я и сам бы в нее не поверил… А порой мне кажется, что это был сон. Пугающий, леденящий душу сон, растянувшийся на целую вечность.

***

Летом 1881 года мы как обычно курсировали между Лондоном и Нью-Йорком на видавшем виды торговом судне «Марджори». Боб Моррисон, до крайности меркантильный владелец компании, которой принадлежал наш корабль, не гнушался любого выгодного груза, и мы перевозили все, пользующееся спросом у обеих сторон.

В тот злополучный рейс шхуна была полностью загружена шерстью, зерном и мясом, почти за бесценок приобретенными у американцев, и вскоре мы поняли, почему цена была ниже рыночной. Несмотря на передовые технологии перевозки, на десятый день морского пути вся команда стала чувствовать мерзкий душок гниющего мяса. С каждым днем пребывание на корабле становилось все невыносимее. И наш путь превратился в пытку.

Впрочем, не всех членов команды это угнетало. Незадолго до того плавания Моррисон донельзя урезал матросское жалование, и теперь место опытных моряков по большей части занимал всякий сброд, мало-мальски сведущий в морском деле. А некоторые из них видали такую жизнь, что за сытный обед да горсть шиллингов готовы были терпеть любое зловоние.

Но мы с капитаном, боцманом и коком места себе не находили от духа разлагающейся мертвечины. Избавиться от мяса мы не могли. Это было равносильно признанию в воровстве, потому что Моррисон наверняка заподозрил бы нас в какой-нибудь торговой афере.

Мы оказались в ловушке. Спастись от тошнотворного запаха можно было только на палубе, и мы (за исключением кока, разумеется) старались все время проводить на открытом воздухе. Капитан даже организовал на палубе подобие рабочего кабинета, и я, признаться, втайне радовался случаю, позволившему мне больше времени находиться в его компании.

Нас с кэпом связывала давняя история и я был искренне привязан к нему. Мне казалось, что только я видел его истинную натуру. За маской сурового капитана скрывался добрый, сердечный человек, способный проникнуться чужой болью. Я знал об этом не понаслышке.

Когда-то в ирландском порту Ричард Бриггс сжалился над шестилетним сиротой, выпрашивающим милостыню у матросов. В моей памяти навсегда запечатлелась его сильная загорелая рука, уведшая меня от голода, нищеты и верной смерти. Он взял меня на корабль и перевез в Англию, а по сути, усыновил. Я всегда чувствовал его опеку и был безмерно благодарен этому далеко немолодому человеку, взявшему ответственность за жизнь чужого ребенка.

Сначала юнгой, потом матросом, я рьяно постигал секреты мореходного дела, стараясь быть достойным великодушия капитана. Через какое-то время я получил офицерское звание. И каждый раз при виде гордости старика за мои успехи мое сердце наполнялось радостью.

Тем вечером мы сидели на палубе в компании корабельного кота Оливера. Впрочем, об этом члене экипажа нужно сказать особо.

Независимо от изменений в составе команды, коту принадлежало сердце каждого на борту. Этому любимцу позволялось все, кроме одного: капитан категорически запрещал ему лежать на своей подушке. Оливер не искушал судьбу и никогда не попадался на месте преступления, но по характерной вмятине у изголовья было очевидно, что кот не изменяет своим предпочтениям. Каким-то немыслимым образом этому рыжему прохвосту удавалось проникнуть и вовремя смыться даже из запертой каюты капитана. Но не зря говорят «не пойман – ни вор», и кэп, тихо поругиваясь, вынужден был мириться с этим регулярным неповиновением на своем судне. Нужно ли описывать, как это веселило остальных моряков?

Так вот, слово за слово, и наш разговор зашел о превратностях человеческой судьбы и очевидной несправедливости в отношении некоторых людей. Понятно, что в таких размышлениях каждый полагается на свой жизненный опыт и найти союзника своей позиции бывает непросто. Вот и тогда мнения нашей компании разделились.

- Если бы на свете существовала справедливость, то земля не носила бы таких негодяев как Уильямсы, - с горечью утверждал кок, имея в виду семейство торговцев, сбагривших нам уйму подпорченного мяса.

Это был тот аргумент, с которым никто из присутствующих спорить не стал. Однако капитан, помолчав, высказал мысль в другом направлении.

- Все же в природе есть какая-то сила, отвечающая за баланс. Иначе все давно полетело бы к чертям, - задумчиво произнес Бриггс, попыхивая трубкой и глядя на недосягаемую линию горизонта, где, казалось, неизбежно должна была кончится земля и сорваться вниз океан.

- Не знаю, о каком балансе вы говорите, сэр, - осторожно поспорил боцман. – Вот взять, к примеру, Оливера. Чем он заслужил такую сытую жизнь? Сотни котов подыхают с голода на улицах Лондона, а этого угораздило показаться нам на глаза в самый нужный момент. Я думаю, по чистой случайности.

Здесь меня проняло до слез. В словах боцмана я услышал горькую правду о возможной причине своего давнего спасения. Как, оказывается, похожи наши с Оливером судьбы! Но неужели и меня как котенка вызволили из лап голодной смерти по чистой случайности? От этого предположения внутри меня все сжалось, и я сидел, думая только о том, чтобы не показать другим своих слез. Но дальнейшие рассуждения капитана в очередной раз спасли меня, повернув беседу в другую сторону.