Проклятый Рим

Проклятый Рим

   В третий день декабря, недавний триумфатор, победитель в Галльской войне, первое лицо империи, Гай Юлий Цезарь возвращался хмурым не ранним утром в собственный дом, пешим. Он тоже был хмур и не приветлив. Только что, на перекрестке пришлось расстаться с колесницей. Раб-колесничий повел ее окольным путем, так как сквозь перекресток было не проехать. Праздновали честь какого-то забытого квартального бога. Пришлось надеть на лицо улыбку, притворяться, что специально приехал проверить подготовку и финансировать строительство временной арки. А как же, дождь, видите ли, может пойти! Мало того, что ставшие на этот день свободными, рабы нагло, как равные, требовали денег, главное, что деньги были последними. Этой ночью потомок Венеры расстался с привезенными из похода сокровищами. Хищные ростовщики насчитали процент на процент от выделенных ими на войну денег и получилось триста процентов. Хорошо, что он успел расплатиться с легионами и устроить игры и завтраки гражданам Рима. Граждане Рима! Ха-ха! Сегодня, проезжая по городу, Юлий видел кого угодно, но не римлян. К полудню эта вечно голодная стая бледной немочи – граждан Рима, проспится в сараях богатых не граждан, и пойдет на Форум, в надежде, что какой-нибудь новоиспеченный гражданин их накормит. Из справки поданной Клодием ясно, что уже семьдесят процентов патрициев имеют не римское происхождение.. Где Клодий? Надо прояснить с ним вопрос, куда из города уходит богатство? Ведь кроме денег, идущих ростовщикам, легионам и на кормежку граждан, он лично привез и камни, и драгоценные металлы, статуи, оружие, хлеб и скот. Клодий говорит, что все это возвращается в провинции, где сидят мелкие, но лояльные Риму царьки, дерущие с метрополии огромные деньги за то, чтобы та могла жрать. Слишком много рабов. Слишком мало у них дел. Никто не работает! Сидят и ждут подачек. Я убью тебя, Проклятый Рим, решил триумфатор. Я дам тебе императора и тяжелым катком пройду по твоему хребту. Закрою всякие общества и партии. Убью ростовщиков, чтобы не зарились на Иудею. Это моя кубышка. Там в Храме лежит много денег.

   Но первое, что нужно сделать, это влюбить в себя женщин Рима. Пусть эти ночные птички, щебечут в уши мужей и любовников, о том, как хорошо будет под властью императора. Пусть проститутки твердят о необходимости нового бога. Отнять свободы у многих и дать их женщинам. Вот, что нужно. Где Клодий?

   Вчера вечером, когда идея о подкупе женщин, еще только брезжила, он, на всякий случай, отправил юного помощника в свой дом. Нынче ночью была очередь его жены принимать последовательниц культа Фавны. Это был древний, еще со времен похищения сабинянок, культ. Тогда и Рима-то еще не было. А была группа мужчин, беженцев из павшей Трои, высадившихся на дикий берег за спиной греков. Их вела ненависть и жажда мести. Но, их было мало, надо было родить детей, много детей. К великому конфузу, предки забыли своих женщин в Африке. Надо было срочно бежать от прилипчивой любви Додоны, а женщины долго возились. Когда высадились и обустроились, решили украсть женщин у соседей. И украли. Соседи пришли с огромным войском, и не было бы величия Рима, если бы украденные женщины не встали между готовыми броситься в бой мужчинами. Они собрались в центре лужка, и стали думать, что делать? Остаться, и бывшие мужья и братья убьют пришельцев. Вернуться, и пришельцы убьют мужей и братьев, но сначала мужья и братья убьют не рожденных детей. Они думали до вечера и в сумерках вынесли вердикт – сабиняне и пришельцы объединяются в один народ, а женщины получают право выбора.

   С тех пор и возрос культ Фавны – Доброй богини, жены Фавна, сплетясь с культом Весты, которому женщины отдавали самых красивых девочек. Ни кто не знал, что происходит на собраниях. Обычно болтливые женщины упорно хранили тайну. Но будущий император не мог позволить себе не знать чьей-либо тайны. Он отправил вчера, юного Клодия, а тот пропал. Неужели женщины возродили древнее право на убийство лазутчика?

   Такие мысли терзали триумфатора в дороге к дому.

   Он прошел мимо, отделявшего его территорию от соседней виллы, украшенного цветами в честь бога охранителя, межевого столба, и подумал. – Я им дам лишь один ритуал поклонения. Лишь мне они будут поклоняться, живому богу Императору- Цезарю.

   Идя по тропинке, огибающей виллу и ведущей в сад, Юлий извлек из глубины души ласку и нежность, снова надел на лицо благожелательную улыбку, и был готов предстать перед супругой. Ее золотую головку он увидел сразу же, повернув за угол дома. Она сидела в беседке, все еще украшенной подвядшими со вчерашнего, цветами, и наблюдала, что-то у своих ног. Войдя в беседку Юлий увидел стоящего в нише из цветов, украшенного ими Клодия. Юноша был обнажен, приятные округлости его тела были красиво оттенены цветовой гаммой. Полные страдания глаза, казалось занимали все лицо юноши. Но нет, это текущие слезы размыли краску вокруг глаз, стекая на грудь и живот. Гениталии парня распухли до величины апельсина, а член у основания был перетянут ленточкой. Все тело покрывал пот. На груди лежала обнявшая Клодия за шею спящая кошка. Из задницы торчал острый конец веретена.

   С лица и из сердца полководца исчезли благожелательность и нежность, не обращая внимания на игравшего на коврике неизвестного ему малыша лет двух отроду, он направился к поднявшейся ему на встречу жене. Женщина отвела от ребенка свой полный любви и любопытства взгляд, и, не меняя выражения, посмотрела на мужа. Тот, ухватив левой рукой ворот ее туники, правой выхватил меч, и распорол им одежду с верху, до низу. Потом, схватив женщину за волосы, развернул к себе спиной, и распорол одежду сзади. Сохраняя инерцию движения, военный кинул жену лицом на мраморный столик, и, перехватив меч за основание лезвия, уже сделал размах, что бы вонзить ручку в ее плоть, но в этот момент дикая боль пронзила его тело. Казалось, что сам бог Вулкан, схватил его железными клещами, за правую пятку. Обернувшись к источнику боли Юлий, столкнулся взглядом с восторженной улыбкой малыша, и увидел его руку на своей пятке. Прямо в эту улыбку, плашмя он и направил удар ручки меча. От соприкосновения с головой ребенка, меч северной закалки треснул пополам. Малыш отпустил ногу и обижено потрогал голову. Потом его внимание переключилось на новую цацку, он поднял валявшуюся на полу рукоятку меча и засмеялся.