Помним. Любим. Скорбим.
С трепетом вглядываясь в окно, я ждал её. Представляя, как откроется старая калитка, скрипя ржавыми петлями и изящная фигура женщины, покажется в дверях. Лёгкая ткань длинного цветастого сарафана, облегает тонкую талию, аккуратный вырез подчёркивает высокую грудь. Шелест ткани, шаги. Надо мной склоняется её голова. Голубые розы с изящными завитками покачиваются в ушах в такт движению. Волосы убраны в незамысловатую причёску на затылке. Грустная улыбка. Короткий взмах пушистых ресниц и дрожащие на них слёзы. Думает, что обижаюсь, глупенькая.
— Как ты заечка? — прохладная ладонь легла на лоб.
— Нормально.
Отвернулся. Спрятался. Чтоб она не заметила слёзы в моих глазах. Поджал колени к груди. Хотя, какие там колени. Кожа и кости. Всё что от меня осталось. Ласковая рука нежно погладила по спине, натыкаясь на выступающие позвонки, скользнула к плечам и остановилась, будто спрашивая разрешения.
— Давай я тебя помассирую.
Кивнул. А что ещё сказать. Пусть. Ей так легче, думая, что хоть что-то для меня делает. Мягкие касания ладоней, обжигающих кожу, приносят долгожданное успокоение. Боль понемногу отступает, перед этой нежностью. Расслабился. Нежные руки скользят по спине, выступающим рёбрам, и дальше к худым бёдрам. А вот там не надо. Стыдно. Не хочу чтоб она меня таким видела. Слабо дёрнул ногой отталкивая. Не помогло.
— Уходи. — просипел прогоняя.
Не услышала, или сделала вид, что не слышит. Притащила тазик. Полилась вода. Горячая. Помыла. Протянула чистые трусы. Не хочу. Оставь. Остался лежать с наброшенным на бёдра полотенцем.
Дрожащие пальцы коснулись плеча.
— Ты спишь?
Покачал головой. Нет. Я уже давно не могу спать. Чёртова тошнота. Только подумал о ней и в груди запекло. Снова. Когда уже это всё закончится.
— Воды...
Принесла. Я сам. Руки дрожат, но я могу. Не надо носиться со мной, как с младенцем. Напился. Живот скрутило. Где тазик?
Пока меня выворачивало она, беспокойно охая, поглаживала спину, успокаивая, отыскивая на спине всё новые узлы. Сжирает зараза. Он растёт, а я подыхаю. Проклятый рак.
— Я принесла новые витаминки. Давай уколем?
Давай. Коли. Делай что хочешь, лишь бы эта боль, съедающая нутро, отпустила. Запахло спиртом. Укол. Не почувствовал. Словно и не меня кололи. Глаза закрываются. Клонит в сон. Неужели. Что ты мне уколола? Оставь ампулы на столе. Нет. Не забирай. От них так хорошо. Впервые за долгое время.
Дремал. Тошнота не тревожила. Но попить опять не смог. В горле горит. Грудь печёт. Она трогает, измеряет температуру.
— Какой горячий. Может выключить сплит, а то ты простынешь?
Плевать. Быстрее уйду. Поставь температуру пониже. Вот так. Хорошо. Где бы взять сил? Я пойду в ванную. Сел. Опёрся кулаками в диван. Засуетились. Всё в порядке. Я дойду. Уберите руки. Какой длинный коридор. Когда уже он закончится.
Забрался в ванну. Включил холодную воду. Закрыл глаза. Хорошо. Кто-то заходит, спрашивает. Задержал дыхание, окунулся с головой. Вытащили.
Смотрю в перепуганные глаза сына. Что за паника? Помоги вылезти, раз пришёл. Вытащил ногу. Поскользнулся. Упали. Живот взорвался тупой болью. Понесли в четыре руки.
Быстрее. Положите. Ещё укол. Уплыл. Задремал. Проснулся от детского лепета. В просторной комнате бегают младшие внуки. Я обещал ходить с младшим на рыбалку, когда подрастёт. Ему скоро два года. Но я уже не увижу. Уткнулся в подушку, пряча слёзы.
Зашла невестка. Села рядом. Снова массаж. Спасибо. Что-то шепчет про проклятие. Я глуховат, но услышал. Ты мать? Да. Ты. Ты меня прости, много тебе сделал гадостей. Что я могу сказать. Дурак был. Но когда ты уходила, я плакал. Всё же годы, проведённые вместе, что-то значат. А вот и я на подходе. Скоро будем вместе. Не держи зла.
Почувствовал, как мои ладони кто-то взял в свои.
— Скоро приедет батюшка. Ты уж потерпи.
Потерплю. Мне деваться некуда. Оно не отпускает. Устал.
Вечер. Запах горящих свеч и дымная сладость ладана. Размеренный тихий голос читает молитвы. Рядом снуют дети. Внучка подошла и поцеловала в лоб. Три раза. Мой мышонок. Улыбнулся, насколько хватило сил.
— Я тебя люблю, деда.
Отпустило. Выдохнул в последний раз.