Прощение

Прощение

Мужчина шагал по набережной и досадовал на залетающий в шлепки песок. Худой высокий, лысеющий, одетый в выгоревшие футболку и шорты. Его небритое лицо и примитивные татуировки на плечах наводили на одну мысль - как это такой колоритный типаж и без пива? Жара, море, пляж, а он будто и не отдыхающий, а работник местных туров - на шее на шнурке болтался жетон с печатью.

— Геннадий Петрович? Вы? Здесь? — Встречный парень от неожиданности прервал бег и застопорился рядом с мужчиной. Через секунды выпалил: ­— Геннадий Петрович, простите меня! Это я тогда вам в портфель чернила вылил! Я понимаю, давно… но до сих пор… господи, мне так стыдно!

— Сёма, шкодник! У-у-у! — Мужчина с жетоном выразил всю гамму удивления и веселости, покачав пальцем: ­— Славные времена были! А портфелю так и надо, давно на свалку просился. Не бери в голову, я и не помнил об этом. Рад встрече. Как жизнь взрослая? Спортсмен, вижу?

Так и проговорили минут пять.

Странно, но через несколько метров мужчину вдруг окликнула с лавочки тощая дама:

­— Гриша? Гриша! — Поднялась, подошла и, всплеснув руками, всхлипнула: — Хорошо, что встретила… Гриш, прости, дуру. Начальнику я на тебя жалобу накатала. Злая была, на всех мужиков разом, а тут проект этот…

— Танька! Постройнела, посвежела! Какое «прости», да я на новой работе жену встретил, и вообще, все хорошо, что хорошо кончается. Чего реветь-то? Глупости, и не думай.

Приобнял и совсем на легкой ноте расспросил - что, где, когда?

Не все, но многие заговаривали с мужчиной, называя того по-разному, но всякий раз прося прощение за что-то давнее и не дающее покоя.

К двум дня он добрался до открытого кафе и махнул женщине, которая подходила со стороны пирса. Оба сняли жетоны, устроились под тент и выдохнули:

— Наш часок. Законный отдых!

Женщина была другу под стать - немолодая, чуть полная, с рыжими от хны волосами и некрасивым седым пробором отросших корней. Сарафан мятый, линялый, пляжные шлепки от песка и соли давно потрескались и еле держались. Девушке-официантке женщина выдала без раздумий:

— Квасу холодного две кружки, и поскорее! — Без паузы продолжила, обращаясь уже к мужчине: — Полчаса меня последняя продержала, представляешь? Ревет и успокоиться не может, - прости, да прости, что жирухой в школе тебя дразнила. Утром писюк малолетний долго выл: тетя Валя, тетя Валя, прости-и-и-ите…

— А чего он сделал-то?

Мужчина для проформы спросил, его подруге поддержка в монологе не требовалась, хлебом не корми, а дай про всех-всех доложить. Официантка квас принесла, они по половине сразу в себя опрокинули, выдохнув накопившийся в теле зной. Хорошо! Только ненадолго. Сбоку замаячила фигура, помешавшая свободно отдыхать и болтать. Не девушка, а парень-официант остановился в шаге от стола и задеревенело вытянул руки по швам, глядя на обоих с ужасом, неверием и растерянностью одновременно. У него губы дрогнули, по виску капелька пота потекла. Вот-вот скажет что-то.

Мужчина и женщина синхронно дотронулись до груди, думая, что забыли снять жетон и парнишка видит кого-то, перед кем до паралича виноват. Но нет.

— Ты это, не грей уши. Мы сочиняем, выдумываем. Игра такая. Иди. — Мужчина дождался, пока тот на ослабевших ногах развернулся и отошел в сторону открытого бара, сказал подруге: — Хорошо быть дежурным по прощению. По благодарностям легче, не спорю, ходи да собирай тех, кто с долгами всю жизнь ходит, не сказав вовремя «спасибо» кому-то. Но ты, я – от вины избавляем. От камней на сердце. Дальше без груза, с улыбкой идти, отпускают людей щипцы.

Он опять приложил ладонь к груди, но не в поисках жетона, а потирая фантом. Женщина согласилась:

— Меня удивляет, что большинство ерундой болеют. Семьдесят лет бабке, а забыть не может, как хлебом с сестрой не поделилась. Тоже мне! Но ты прав, хорошо быть дежурным. Говоришь «прощаю» и даришь людям блаженное забвение о том, что кому-то гадость сделал. Забыто, проехали. Иди с миром!

— Ага… мы и сами того, с миром. Служим в канцелярии этой, не помня, что за жизнь была, сколько нагрешили, кого обидели. Даже имен своих не знаем. Счастливые! Потому что нас САМ простил, и от мук избавил.

При слове «канцелярии» и с придыханием «САМ», мужчина ткнул пальцем вверх. Но женщина поморщилась, протянув:

— САМ? Кто его видел-то? Его и нет, может быть. А если даже, дела ЕМУ больше нет, чем о таких, как мы думать. Это не так работает. Не так, друг…

Оба замолчали, внезапно погрузившись в нечто муторное, печальное и их ясный день потускнел. Женщина посмотрела в сторону, увидев продавщицу лотка с мороженым, которая смачно затянула сигарету, спрятавшись на перекур под каштаном. Пальцы дежурной по прощению сами собой машинально потянулись к лицу. Привычно, указательный и средний почти дотронулись до губ и вдох получился долгий, сладкий, жадный до памятного вкуса. А мужчина посмотрел в другую строну – на край мусорного бака за площадкой кафе. На разбитую бутылку из-под водки – гуляют здесь в ночь, кутят и посуду бьют вместе с физиями. Пальцы дежурного по прощению сами собой зажали кружку плотнее. Привычно махнул жидкость в себя, залпом, зажмурившись и задохнувшись от ожидания горького и огненного.

***

Парень стоял у барной стойки, смотрел на посетителей и продолжал холодеть, слыша каждое их слово. Он выронил блокнот и карандаш, зябко тер локти и поверить не мог…