Прощёный день

Прощёный день

– Ты уверен, что доберёшься? Может, мне навстречу пойти? А то заблудишься, где мне тебя?..

– Ты ещё скажи, что волки сожрут! – ответил я, держась за ржавый поручень и глядя, как над водой стелется рваная чернильная дымка. Про тамбовских волков слышали все, только реальных их нет. Вернее, были, да сплыли…

– Я в навигаторе точку поставил, так что приведёт! – добавил я, прижав трубку к щеке. Невольно бросил взгляд на старое, будто слегка жёваное лицо паромщика и удивился – в вечерних сумерках и холодной осенней мороси оно чуть блеснуло, напомнив бледную луну.

– Сколько лет на пароме, а плавать так и не научился, – произнёс он, но будто не мне, а обращаясь к тёмным глубинам реки Цны.

– Да какой навигатор! Компас, компас-то у тебя есть? Да не телефонный, чтоб его, а такой, обычный? – слушал я друга. – Взял? Вот по нему и чеши, строго на восток по тропе. Будет перекрёсток, на нём – столб такой, с цифрами, – я не перебивал, но бесило: инструктирует, будто новичка. – Это называется квартальный столб, ориентируйся на угол с цифрой тринадцать и иди дальше.

«Тринадцать, отлично вообще!» – подумал я, вглядываясь, как мрачно темнеет противоположный лесной берег. Кривые раскидистые деревья – кажется, их называют вётлами, свесили голые лапы, словно тянулись схватить и утопить паром.

Когда ударились о берег, я протянул десятирублёвый кругляшок паромщику и удивился – тот почему-то отвернулся и смотрел на противоположный берег, думая о своём, а я его совсем уже не интересовал. Он опять буркнул:

– Сколько лет на пароме, а плавать так и не научился! – и распахнутый ватник надулся от порыва.

«Странный мужик, ну его!» – я бросил монетку в пустую консервную банку с надписью «Завтрак туриста». Вот это раритет! – подумал ещё.

Когда поднялся на взгорок и, поправив лямку рюкзака, обернулся, угрюмый молчаливый паромщик, всё также стоя спиной, повернулся ко мне. Лица было не различить – оно высветилось, будто на него навели фонарик.

***

Впрочем, об этой странности я забыл сразу, потому что начались другие. Я надеялся, что в лесу будет теплее, чем у реки, всё-таки деревья не пропускают ветер. Старые сосны шумели верхушками, и действительно не дуло, но холод забирался, словно следовал за мной по пятам, перебирая, как паук, когтистыми лапками и стремясь прыгнуть за ворот и уколоть. Не скажу, как в других местах, но наши тамбовские леса особенно мрачны поздней осенью, когда все краски смешаны, и пахнет приторно-сладкой прелью. Точнее, смертью, запустением. Так и кажется, что обогнёшь мелкий, словно покусанный осинник, а за ним покажутся покосившиеся кладбищенские кресты и мшистые потрескавшиеся надгробия…

Я бы ни за что не отправился в лес в такую пору, да ещё под вечер, но друг позвал в гости, а мне было скучно одному проводить выходные. Можно было собраться и завтра утром, но… почему бы и не сегодня? Мне предстояло найти лесной кордон, а до него пешком – около пяти километров. Не так уж и много. Главное, как мой друг объяснил, не сбиться с пути. Кордон находится ближе к какому-то лесному роднику, хотя раньше был в другом месте – в глухом урочище. Его перенесли после смерти деда моего друга, который служил лесником.

– Дед так там и помер, а потом решили его дом в урочище оставить, а сам кордон, ну, то есть, пост лесной охраны, перенести, – объяснял мне друг. – На новом месте уже отец мой служил, а теперь вот и я заступил! Кстати, я портрет деда повесил, как придёшь, глянешь! Сам я его не застал, но говорят – весь в него пошёл!

На самом деле потрет его деда меня вообще не интересовал. Друг сказал, что у него имеется аж две бутылочки, сало, грибки всякие кручёные-верчёные, и это, собственно, меня и побудило ехать. А ещё влекло и то, что всё это можно употребить под весьма интересный разговор. Друг мой – личность интересная, историк, любитель старины. Особенно много знает про дела минувшие в наших тамбовских краях. Он, кстати, и рассказал как-то, что выражение «тамбовский волк» конкретно с этим зверем никак не связано. Так называли крестьян, что подались в леса во время гражданской войны и случившегося у нас тогда «антоновского восстания». Так дрались, так держались за свою правду, что их аж газами приходилось выкуривать. Оттого и пошло с тех пор – злые, как «тамбовские волки».

Я на миг остановился. Показалось, что и правда завыл волк! Вроде бы издали, но и при этом…

«Собака… хотя откуда ей, жилья тут нет – как говорится, реликтовый цнинский лес…»

Вновь раздался тот же звук, но теперь ближе.

Да нет у нас давно никаких волков. В новостях вон было, что нашли двоих, случайно, и то где-то под Моршанском… вспомнилось мне, но легче как-то не стало. Что за волкодлак развылся?

Поверишь тут и в волкодлаков, тем более, что при новом завывании мне уже чётко послышалось, что это не зверь, а скорее человек… Опять вспомнились местные новости, будто из психушки кто-то сбежал, и его в лесу нашли. Так ведь же нашли. Или нет?..

Решил закурить – не со страху, настолько приелся этот прелый грибной запах, словно идёшь, уткнув нос в изрытый червями пень. Отбить надо. Давно не курил, в голове от первой затяжки помутнело, а сердце заколотилось.

Впереди наконец-то показался квартальный столб. Что там дружище говорил, ориентироваться по…

Я подошёл ближе и понял, что… беда. На грубо заточенных топором «рёбрах» столба значились две цифры «13», это значило, что и направо, и налево пойти – выпадает одинаково этот «чёртовый сектор».