Просроченная клевета

Пролог, в котором красивые и деятельные размышляют: кого? как? когда?

Серое мартовское утро пробиралось сквозь щель в занавесках. А может, был уже полдень, сумрачный и холодный, а возможно, и вечерело, какая, к дьяволу, разница? В неприбранной холостяцкой квартире сидел одинокий мужчина. Съехавшие с дивана далеко не свежие простыни не вступали в противоречие с замызганной мятой пижамой, а жестокий похмельный синдром – с пустой стеклотарой, звякающей в самых неподходящих местах. Голова рвалась на куски. Он до стона сжимал их руками, облокачиваясь на стол, вдыхая прокисающие запахи с одноразовых грязных тарелок. Смотрел на стакан, наполненный запотевшей прозрачной жидкостью, и не хотел опохмеляться.

Когда мозги придут в норму, ему станет страшно. Он вспомнит прошедшую ночь. И осознает, сколько вчера проиграл. А скоро позвонит Голодный и спросит, когда подъехать за баксами. Конкретный вопрос, за которым должен последовать четкий ответ. Односторонне принятое решение о переносе встречи куда-нибудь в Аргентину компанией не приветствуется. Воспоминание о друге, вернувшимся из Китая в запаянных целлофановых пакетах, вызвало новый приступ потоотделения.

Но прибавило решимости. Он будет жить, что бы это кому-то ни стоило. Будет играть в золоченых залах Монте-Карло и пить дорогие вина, не вызывающие похмельного синдрома. Будет царствовать на дивном острове и наслаждаться прикосновениями разноцветных мягких ладошек, ублажающих его утомленное солнцем тело. Да, он соберет коллекцию молодых-услужливых пери из мусульманского мира. Разве не каждый мужчина тайком мечтает о том же? Женщины Запада своенравны и самодостаточны до омерзения. Пока завоевываешь одну, полжизни потерять можно. А потом она оккупирует твою жилплощадь и наложит вето на всякое проявление личной свободы, в первую очередь – на свободу сексуальную.

Нет, ему не придется сдерживать своих красивых желаний. Он будет наслаждаться молодостью и снисходительно примет все искушения цивилизации, которые к началу двадцать первого века человечество приготовило для богатых и дерзких.

Резким движением мужчина опрокинул в рот водку, зажевал парой разорванных шпротов. Чья это вилка? Черт с ней, проехали. В зеркале промелькнули тяжелые мешки под глазами и путанные белокурые волосы. Нехорошо. Вымыться, выспаться, успокоиться. На работе он должен выглядеть пленительно-безукоризненно, иначе все планы коту под хвост.

Решение принято, получит Голодный баксы.

Он опять достанет из сейфа конверт и опять его вскроет. Много раз, в течение лет, он проделывал этот фокус. И никто ничего не заметил.

Но мелкое воровство отупляет и расхолаживает, с ним давно пора распрощаться. Пора расправлять плечи. Пора брать свое, сберегаемое благосклонной теткой фортуной. Он долго ждал, много думал, он шаг за шагом осторожно приближался к цели. Пожалуй, чересчур осторожно. Цель сияет, как солнце в горячий полдень, высокая и яркая до боли. Но она досягаема, ее можно снять с неба и спрятать в мешок. Стоит надеть рукавицы и водрузить на нос защитные очки. Он однажды убил человека, чтобы приблизиться к солнцу. Наступил на труп, как на лесенку. И убийство сошло ему с рук. Больше рисков не будет. Он будет жить долго и вольно, купаясь в чужом богатстве, о котором мечтал так давно, что считает его своим.

Любую цель можно достичь без грубого насилия. Кровь смывается потерей здоровья и лучших лет жизни в государственных казематах. Интриги не наказуемы. Люди имеют свойство – поддаваться направляющим толчкам. Даже самые предусмотрительные, даже самые волевые не способны к сопротивлению, если манипулировать их желаньями, чувствами, эмоциями…

«Встретил недавно знакомого, он-то и пригодится. Я заплачу за работу, за гробовое молчание. Моя цель, мое жаркое солнце оправдает любые вложения.

А пока откроем конверт. Нет смысла сопротивляться неизбежному, с неизбежным надо смиряться...»

Май пятого года выдался хмурым и слякотным. В дешевой съемной квартире на окраине Москвы трое присели за круглый обшарпанный стол, гордость покупателя начала шестидесятых годов прошлого века. Занавески задернуты, свет включен, запоры и двери проверены.

– Я нарисовала план этажа и схему расположения плиток. Надеюсь, за прошедшие годы ничто не изменилось, – произнесла женщина, закутанная на восточный манер в струящуюся ткань из светлого шелка. Никяб оставлял неприкрытым полоску задумчивых глаз, удлиненных, зеленых, чарующих, растушеванных растушеванных по образцам европейских модных журналов. Все остальные сокровища, как будто надежно скрываемые плотной завесой ткани, обливались ею, подобно игривым струя́м водопада, практически обнажая совершенное естество.

– А если он сделал перепланировку? – спросила невысокая миловидная девушка и капризно надула губки. – Что будем делать тогда?

В отличии от подруги, девушка надевала короткие черные платья, выгодно облегающие пышненькую фигурку. Кудрявые темные волосы и глаза с янтарными искрами в обрамлении дужек ресниц придавали юному облику сходство с умненькой куклой Мальвиной.

– Будем действовать по ситуации. Ты для этого нам и нужна, чтобы все подробности выведать.

– Веди себя естественно, не напрягайся, – добавил высокий блондин и поцеловал куколку в губки.

Зеленые очи сузились, гася огонечки ревности. Но этого никто не заметил.

3 июня 2005 г. Пятница, вечер.

Клава на даче в Сахарном, растерянная и обвиняемая