Прояви свой боевой раскрас

Глава 49. Разрушая стены между нами.

Знаете, чему равно отчаянье? А чему равно горе? А может безысходность? Или смирение? Может беспомощность?

Я лежала на берегу и смотрела на звёздное небо. Такое большое. Вот бы на нём нашлось место и для меня тоже! И уж если мне нет места на Земле, значит оно могло быть там, наверху, между звёздами. Я в это верила, лёжа на холодном мокром пеке, пока океан чуть подрагивал возле моих ступней.

Три дня. Из десяти отведённых. Именно столько я провела на этом чёртовом острове, который стал моей камерой смертника. И мне осталось ещё семь дней. Семь долгих мучительных дней, которые капля за каплей должны были вытянуть из меня жизнь.

В первый день после отлёта Маркеса я бродила по острову, как назвал его Уотс. Анарика. Слишком красивое названия для места, служащего кому-то последним пристанищем перед лицом смерти. Я бродила по руинам некогда красивого города, удивляясь силе стихии, которая вызвала такие разрушения. Я не искала воду. Не искала пищу. Я просто бесцельно ходила меж зданий, рисуя в голове картинку прошлого, когда место под моими ногами было живо, поражая красотой строений, поражая счастьем людей, обитавших здесь некогда. До меня. До всего этого чёртового потопа. Я бродила по остаткам дорог, залезала в остатки зданий, вспоминая остатки моего счастья. О-С-Т-А-Т-К-И. Я не воспринимала жажду и голод тела. Мне казалось это ненужным. Ну а когда ноги начали подгибаться, я ползла. Почему-то точно зная направление. К берегу. К океану. К чёрному-чёрному небу, таившему в себе яркие звёзды. И тогда я лежала и вглядывалась в такие далёкие светила, пока сознание не покидало меня.

Второй день прошёл намного хуже. Язык опух, горло пересохло от жажды, тело плохо слушалось, а сознание ускользало от меня. Мне хватило сил уползти от палящего солнца под тень, а потом потерять нить реальности вплоть до темноты. Так странно. Моему телу была непереносима не только полуденная жара, но и вечерний холод. И именно тогда началось самое страшное. Галлюцинации. Потерять контроль над телом не так страшно, как потерять управление своим сознанием. Когда не различаешь сон и явь. Когда не видишь той тонкой грани между мечтой и окружающей реальностью. Вот тогда наступал конец. Конец нормального существования и начало погружения в безумие, словно в болото, из которого был только один выход – смерть. И тогда я вновь проглотила таблетку, морщась от трения оболочки капсулы по сухой слизистой рта. Но несмотря на боль, препарат подарил мне ощущения умиротворения от недолгого облегчения боли.

И вот он. Третий день моей жизни на Анарике. Нет. Не так. Поправка. Третий день моего жалкого существования на забытом всеми острове, затерянном в бесконечном океане в дали от Пангеи. Да, в разговоре с родителями я была права: земля в океане была. Только вот какой толк в этой правоте был сейчас? Ведь никто уже не мог оценить моих слов. И почему-то именно сейчас, впервые за долгое время, лёжа в тени какого-то дерева, мне захотелось заплакать. Так, чтобы слёзы окропили весь песок вокруг меня. И чтобы я кричала. Громко. Оглушительно. Так, чтобы меня услышали не только пустые оконные рамы этого города, но и живые существа, которые находились за сотни километров от меня. Люди, если говорить проще. Но сколько бы я не старалась, ни одной слезы так и не выкатилось из моих глаз. Ни единого крика не сорвалось с моих губ. Я просто продолжала лежать в свете луны под деревом, чувствуя внутри себя дыру, способную поглотить не только меня, но и всю планету, всю вселенную, простиравшуюся на миллиарды километров. Тогда я была уверена в успехе, зная разрушительную силу горя, правящего мной. И почему-то именно в этот момент ко мне опять пришли галлюцинации: я услышала шум, который никогда не смогла бы перепутать с чем-то другим. Шум вращающихся лопастей вертолёта. Сознание вновь подводило меня, подкидывая злобные шутки. Не знаю, как объяснить то, что я почувствовала. Для такого чувства просто нет названия. Но в нём были намешаны злость, горе, безысходность и смирение.

Именно тогда я закрыла глаза и приказала себе забыться. Именно приказала своему организму выключиться к чёрту, только бы не поддаться игре моего безумного сознания. Может это такое странное везение или стечение обстоятельств, но впервые за эти дни мой приказ был услышан: я провалилась в долгожданное забытье, словно в тёплые воды океана, которые баюкали меня, как собственного ребёнка.

***

Когда-то давно, когда я была еще счастливым маленьким ребёнком, по утрам меня будила мама. Она каждое утро приходила в мою комнату и целовала меня в лоб, попутно щекотав. И я тогда начинала так хохотать, брыкаться и извиваться, что мама меня называла ниндзей. В моих воспоминаниях нашлись и те, которые показывали, что я нередко падала с кровати, вызывая взволнованный вздох мамы, которая с лёгким укором поднимала меня, придавая моему телу вертикальное положение. Но почему-то папа меня никогда не будил. Тогда меня это сильно обижало, но сейчас я его понимала. Он все время трудился в своей лаборатории. Ночами напролёт сидел в ней, пытаясь создать что-то новое, пока моё взросление проходило в компании мамы и игрушек. Я не знала, над чем он работал: сколько бы раз я не спрашивала, папа никогда не отвечал, отшучиваясь разными небылицами. Так что вопросы про папины разработки были неким утренним ритуалом, который поднимал всем настроение.

Кто-то поцеловал меня в лоб, попутно гладя меня по щеке. Тело само собой среагировало на это прикосновение, протянув руки для объятий. Только вот мозг начал протестовать.

Я резко открыла глаза, щурясь от яркого света лампы. Чтобы сфокусировать взгляд мне пришлось несколько раз моргнуть, но то, что я увидела, заставило меня протереть глаза руками, сомневаясь в увиденном. Джон Уокер склонился прямо передо мной, нежно смотря в мои глаза.

- Ты очнулась, - мягко прошептал он, прикрывая на миг глаза и переводя дыхание. – Я уже подумал, будто не успел.