Аля с детства боялась зеркал.
Боялась, что нечто смотрело на нее из глубины стекла, наблюдало за каждым робким движением, издевалось и насмехалось, пока она беспечно жила. За иллюзией реальности могло скрываться нечто странное, необъяснимое и даже жуткое.
Она давно не верила в старые сказки. Давно выбросила все детские книжки и страшилки, спрятала пыльные диски с фильмами, сорвала со стен потускневшие плакаты.
Но одно осталось неизменным — она все еще боялась себя.
«Уродина!»
Самое болезненное, мерзкое и страшное слово, которое преследовало ее всю жизнь. Самый главный страх.
Аля стояла в огромном мрачном зале, окруженная бесконечными зеркалами. Потолок терялся во тьме, словно звездное небо, поглощенное черной бездной. Стены растворялись в полумраке, отчего создавалось ощущение одновременно замкнутости и безграничности пространства. Пол под ногами — гладкий, холодный, как поверхность замёрзшего озера — отражал ее силуэт криво, искаженно, будто намеренно уродовал и без того ненавистный образ.
«Ненавистный!»
Откуда-то сверху пробивался тусклый свет, дрожащий и нестабильный. Тяжелый воздух насытился запахом отсыревшей древесины — так пах старый шкаф в доме у бабушки, который вынесли после ее смерти.
«Странные воспоминания!»
Аля не понимала, где она, почему она и здесь и зачем. Несмело поворачивалась по сторонам, и каждое движение отдавалось эхом, а отовсюду на нее смотрели зеркала, зеркала, зеркала...
«Где я? Почему я здесь? Кто я?»
Навязчивые мысли роились в сознании и вызывали необъяснимые приливы тревоги. Последнее, что она помнила, — мягкий, успокаивающий женский голос, приглушенный свет лампы и классическая музыка на фоне. Кажется, ноктюрны Шопена. Женщина предложила ей закрыть глаза, расслабиться и погрузиться в глубины подсознания.
И она оказалась здесь. В месте, где все границы стерты, где время и пространство идут иначе и не имеют значения... Колени дрожали все сильнее, внутренняя слабость нарастала, но она чувствовала — нужно понять, что привело ее сюда.
«Сон? Реальность?»
Она сделала неуверенный шаг, туфли тихо скользнули по гладкому полу. Отражения в зеркалах шевельнулись следом за ней, словно оживая. И вновь со всех сторон она отчетливо увидела самое ненавистное, самое омерзительное и презренное лицо. Свое собственное. Увидела каждый мелкий изъян, каждую неровность кожи, которую она старательно пыталась скрыть от мира и самой себя.
Спутанные рыжие волосы хлипкими прядями свисали на бледное лицо, слишком широкий нос неестественно выделялся на фоне пухлых щек, тонкие губы обветрились и почти потеряли цвет. Маленькие глаза под тяжелыми веками поблекли от усталости, печали и слез. Высыпания не красили и без того тусклую кожу. И вся ее фигура – невысокая, полная, слегка сгорбленная — потерялась в мешковатой одежде. Аля всегда одевалась так, чтобы скрыть собственную полноту, с которой безуспешно боролась с самого детства.
Внутри поднялась тошнотворная волна отвращения. Сердце сжалось, дыхание участилось. Отражения множились, искажались, превращались в жуткие и невероятно уродливое образы. Ей казалось, что сами зеркала ожили: они шептали, смеялись стеклянным хохотом.
«Уродина. Уродина!»
«Посмотри на себя! Ты никогда не будешь красивой!»
Губы каждого отражения искривились в мерзкой ухмылке, глаза сияли необъяснимой злобой.
«Никто не полюбит тебя, уродина... Толстая, неуклюжая уродина!»
Слова эхом разносились по залу, сплетаясь в хаос насмешек и упреков. Аля по привычке зажала уши — и теперь голоса звучали внутри головы, пронизывали каждую мысль.
«Тебе всего шестнадцать, а ты уже так одинока и омерзительна! И всегда будешь такой. До старости, до смерти».
Отражения начали меняться. Лица расплывались, искажались, превращаясь в тени из детских кошмаров. В глубине зеркал, как из небытия, возникли жуткие фигуры: высокий силуэт в черном плаще с капюшоном; кукла с разбитым лицом и пустыми глазницами; мрачный клоун с кроваво-красной дьявольской улыбкой. Образы, которые преследовали ее всю жизнь, особенно после смерти бабушки.
И вот она — снова жалкая маленькая девочка, прячущаяся под одеялом от ночных кошмаров. Она вспомнила, как боялась темноты, как представляла, что монстры притаились под кроватью и хотят унести ее под землю.
Тени потянули к ней свои длинные, изогнутые пальцы; их движения были медленными и зловещими. Они сами — холод и отчаяние. Але даже стало трудно дышать.
«Ты не сбежишь... Мы всегда рядом!»
Аля отступила назад, споткнулась и упала на пол. Холод камня обжег ладони, но она не почувствовала боли. Только страх. Он заполнил все ее существо, парализовал волю.
«Это не может быть правдой... Просто сны, видения».
Слёзы потекли по щекам, смешиваясь с каплями пота. Аля собрала остатки сил, с трудом поднялась и побежала. Ноги едва слушались, но она не останавливалась. Зеркала мелькали по сторонам, отражения кошмаров преследовали ее, наблюдали со злобой и ненавистью. Коридоры казались бесконечными, и каждый вел к залу с зеркалами. Шепот усиливался, превращаясь в оглушительный шум, а удары сердца отдавались в ушах монотонным, навязчивым эхом.
«Пожалуйста, прекратите! Пусть это закончится...»
И вдруг — тишина.
Аля остановилась, тяжело дыша; грудь сжалась от нехватки воздуха. Тени отступили, звуки растворились в безмолвии. Тусклый, холодный свет сменился мягким, почти волшебным желтоватым сиянием.
Посреди очередного зала с зеркалами словно из ниоткуда возникла девушка. Аля замерла, не веря собственным глазам.
Это она.
Аля вспомнила, что совсем недавно, решив изменить себя, она нарисовала картину. Красочную, наивную и абсолютно несбыточную картину с идеальным образом самой себя. Нарисовала образ Александры, которой она всегда мечтала стать.
Густые, роскошные рыжие волосы мягко струились по плечам, сияя, словно отполированная медь. Зеленые глаза — яркие-яркие, как весенняя зелень после долгих холодов – смотрели прямо на нее с теплотой и даже сестринской заботой. На гладкой и светлой, как фарфор, коже не выделялось ни единого изъяна, даже мелкой неровности или прыщика. Безупречна. Таинственна. И невероятно, просто сказочно красива! Особенно изящный нос, высокие скулы и нежные губы, изогнутые в мягкой улыбке.