Психиатр для магов

Глава 1

Солнце пекло неимоверно, над доро́гой поднималось знойное дрожащее марево.

Я шла по Линстрит, по центральной улице нашего городка и еле переставляла ноги. Где-то по пути от здания Академии магии, балетки увеличились в размере и то и дело пытались соскочить с ноги. А босиком идти – это пытка посерьёзнее сожжения. Там хоть дымом задохнулся и конец. А здесь на ступнях со вздутыми волдырями и ожогами придётся пройти ещё три квартала.

Сегодня температура поднялась градусов до пятидесяти. Вода во фляге давно закончилась и пустой бутылкой сиротливо болталась на поясе.

— Вот гад! — в сердцах сказала я и зло зыркнула в тень подворотни. Угрожающе зарычала собака, прижимая к шее недоразвитую третью пару лап, застригла ушами-колокольчиками и нырнула в дом.

— Да не ты! — тоскливо сказала я, провожая взглядом приоткрытую дверь и игриво колышущуюся занавеску, утопающую в спасительной темноте.

Сегодняшний день начался у меня с огоньком и ещё не закончился.

Интересно, сколько сегодняшняя встреча принесёт мне проблем?

А всего-то и нужно было продлить лицензию, поставить одну печать и отправить, как я это называла, в единый магический реестр.

В прошлый раз это заняло у меня не более получаса, но сегодня у клерка в кабинете сидел проверяющий, и они продержали меня до полудня. Несколько раз пересматривали мои бумаги, сличали подписи, проверяли на магическую достоверность, даже зачем-то сделали слепок ауры.

Фиг вам, господа, как говорится! Фиг вам!

Ребята слепого Дрока знают свою работу.

Так что Лидия Пенкина, урождённая землянка, по всем мыслимым и немыслимым документам в этом мире Элиза Преока. Родилась в аристократической обедневшей семье, родители умерли, воспитывалась в пансионе, который покинула после совершеннолетия. Имеет неплохое образование и воспитание, хоть и бесприданница.

Настоящая Преока погибла три года назад от нелепой случайности. Попала под копыта лошади. Мальчишка-карманник, за несколько минут до этого стащивший у несчастной кошель с документами и деньгами, догадался сообщить об этом слепому Дроку. А тот сделал всё, чтобы девочку не опознали. За что со всеми почестями похоронил на старом кладбище, как третью племянницу старого маркиза.

И слепка ауры у девочки нет. Не успела она на момент смерти достигнуть двадцатилетия, когда аура перестаёт менять свой рисунок и становится в этом мире чем-то вроде нашего отпечатка пальца.

А так мы обе темноволосые и голубоглазые, хотя лицо у неё было немного другим. Она была моложе на семь лет, но в этом мире старение то ли замедляется, то ли происходит немого иначе. За три года пребывания в этом мире гусиные лапки, небольшие мешки под глазами и носогубная складка исчезли, кожа посветлела. Я смотрела в зеркало и мне казалось, что вернулись мои восемнадцать.

Столичный проверяющий был дотошным.

Он просверлил меня долгим высокомерным взглядом, словно подозревал в чём-то.

Но мы и не таких видали в палатах, где содержались особо буйные. В моей практике сильно отличился Анатолий Мышкин, который считал себя византийским полководцем Георгием Маниаком. Он умел так смотреть, что бывалые санитары спрашивали разрешение, прежде чем войти, а ко мне относился с уважением и всегда на вы. Но это другая история.

Так что я могла подстраиваться под любые ситуации и разных людей. Нередко помогала внутренняя установка, что я нахожусь в родном дурдоме и общаюсь с новым, ещё малоизученным пациентом.

Проверяющий даже посочувствовал, когда узнал, что я сирота из обедневшей аристократии.

Это первое, что я вынуждена была произнести в ответ на вопрос, почему пришла без сопровождения мужчины в государственное учреждение.

Так мы обычно смотрим на бездомных собак, с жадностью поедающих с рук еду.

Чело у проверяющего было обезображено аристократическим снобизмом в сотом поколении. Высокий, худощавый, с внимательным взглядом. Цвет глаз я сразу не рассмотрела, не позволила моя близорукость, но мне показалось, что они у него карие. В этом мире людей с плохим зрением я ещё не встречала, и моё по непонятным мне причинам восстанавливалось. Но хоть какая-то компенсация за нервы. И хотя мои минус шесть превратились где-то в минус два — полтора, не все детали я видела чётко.

Волосы у проверяющего тёмные с россыпью седых волос, но лицо молодое, без морщин. Нос ястребиный, губы на мой вкус тонковаты, широкий, мужественный подбородок. Я бы дала ему лет тридцать пять, может, чуть больше. Это по земным меркам, а в этом мире может быть всё что угодно.

Сочувствовал он мне недолго, только до того момента, как я представилась и отдала свиток, заменяющий паспорт.

— Это не ваши документы, — резко заявил он.

Я не испугалась, нет. Меня уже было сложно в этой жизни напугать. Практикующий психиатр по воле судьбы оказавшийся в магическом мире – вот что страшно, а всё остальное вре́менные трудности.

— А чьи? — насмешливо спросила я.

Особо буйным только покажи слабость.

— Элизы Преоки, — задумчиво протянул гад.

— А я тогда кто? – спросила я тоном, с которым доктор Никифоров разговаривал с пациентами, когда те находились в острой форме параноидного психоза.

— Вы мне ответьте, вкрадчиво произнёс проверяющий.

Я скромно села на стульчик у двери и сжала в кармане амулет мгновенного переноса в логово слепого Дрока, а затем с неуместной бравадой сказала:

— Проверяйте, а потом я жду извинений.

Когда вы откровенно врёте, нужно это делать уверенно, искренне и самозабвенно, иначе вас сразу же раскусят.

И они проверяли.

Даже связались с настоятельницей пансиона. Она, конечно, детально описала им мою внешность. Ещё бы ей меня не описать, если два года назад по настоянию слепого Дрока отправила своё магофото с осенней ярмарки, с благодарностями и с приличной суммой.

Архив пансиона благополучно сгорел много лет назад. Дрок клялся, что это не он.

— Ну, что ваша светлость, проверка закончилась? – скромно спросила я, когда граф подошёл к окну и задумчиво посмотрел вдаль, скрестив за спиной руки.