Психолог для призрака

1

20 декабря, почти полночь. В больничном кафетерии ни живой души, и тут приходит этот тип, берет кофе из автомата и садится за столик. Мне, может, просто кофе захотелось понюхать. Раз уж пить нельзя. Ну я и подсела к нему. А что стаканчик оказался дырявый – так это не я. Вообще ничего такого не умею. Я же не теневая. Я нормальная.

Он ничего, не выругался даже, поднял стакан и посмотрел, как эта их жижа, которую они здесь кофе называют, вытекает из него тонкой струйкой. Встал и донес стаканчик до урны. За ним протянулась липкая дорожка. И опять к автомату.

Стоял, шарил по карманам пальто, собирал мелочь. Вид у него был шикарный, для тех, кто понимает. Пальто – высший класс, могло бы само по себе по улицам ходить и очаровывать прохожих. Лицо умное, нервное, под глазами круги, нос длинный, рот капризный, волосы копной, как у голливудского профессора. Конечно, в нашей больнице и не такие рыдали. Но чувствовалось, что не медицинские дела привели его в эту скорбную обитель. Наоборот, он держался так, будто пришел на деловую встречу, и договор будут заключать на его условиях. В общем, в других обстоятельствах я бы постеснялась такому стаканчики с кофе дырявить. Но сейчас мне было пофиг.

Телефон у него запиликал, и он стал быстро чего-то писать. Потом сунул его в карман, подхватил новый стакан и опять вернулся за мой стол, только сел с другой стороны, где не было лужи.

Латте. И сахара не пожалел. Ммм, как пахнет.

- Пожалуйста, не надо, - сказал Господин Профессор и посмотрел прямо мне в глаза. А стакан ладонью накрыл.

Я так удивилась, что села обратно на оранжевый пластиковый стул, и он, противно визжа ножками по кафелю, отъехал от стола на три шага.

- Ты мне? – говорю.

- Вам. – Он разорвал бумажку, освободил ложку-мешалку и разболтал гору сахара в своем латте, не сводя с меня глаз.

- Да ладно, - я даже огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что мы все еще в кафетерии, и за стеклянной стеной несутся в черноте белые хлопья, а в углу у туалета стоит самая облезлая елка из всех, что я видела за двадцать лет своей жизни.- ты не можешь меня видеть, ты живой.

Он сунул свой длинный нос в стаканчик, отхлебнул кофе. Потом достал из внутреннего кармана визитку и положил на краешек стола. Подальше от кофейной лужи. И ресницами так – тынь! На визитку и на меня. Полюбопытствуй, мол.

Я скосила глаза.

«Федор Шопенгауэр, мета психолог», - было вытеснено белым по белому.

Я хотела откинуться на спинку стула, но так растерялась, что прошла сквозь нее и шлепнулась на кафель, позорно взбрыкнув ногами. И при этом на мне была больничная рубашка в мерзких зеленых ромашках с завязками на спине.

Неудобно получилось.

- Предупреждать надо, - сказала я наконец, когда удалось занять вертикальное положение и оправить рубашку. – Вообще уже.

- Вы позволите, - Шопенгауэр совершенно не смутился и в упор смотрел на меня своими глазищами, - задать вам пару вопросов?

- Это у меня к вам вопросы. Как вы покупаете кофе? Почему вы в пальто? И чего я вас раньше не видела?

- Вы не поняли. Я не призрак. Я, - он указал глазами на визитку – мета психолог. Поэтому я вас вижу. И кажется, вы можете мне помочь.

- Я?! – тут мне стало совсем обидно, - разве это не вы должны мне помочь? Исполнить незаконченное дело, проводить к свету, сообщить семье, куда я спрятала бриллиантовый браслет? Приперлись тут, пялитесь, кофе пьете. Я – помочь! Да что за фигня творится, вообще?

- Вы неверно осознаете свое положение, - сказал Шопенгауэр равнодушно. – И я не психопомп, а мета психолог. И нам с вами нужно кое в чем разобраться.

Под его испытующим взглядом я покружила еще немного по площадке, пнула елку, так что перегорели последние лампы в гирлянде, вернулась к столу, подняла стул, повернула его спинкой вперед и уселась верхом.

- Ну и какое у меня положение?

Он поднял длинный палец и поскреб крыло худого носа.

—Вы вышли из тела?

— Я не вышла, меня выкинули!

— Кто?

Это был неприятный вопрос. Эти психологи все – одна шайка. Мета, бета. Со скучающим видом говорят гадости.

— Не помню.

— Почему?

— В смысле – почему?!

— Почему вы не хотите помнить, почему вышли из тела и почему не возвращаетесь в него?

Не хочу? Да он издевается.

— Потому что не помню и не могу.

— Значит, вы на стадии отрицания.

— Шарлатан.

— Или гнева.

— Вы из тиктока психолог?

— Я – мета.

- Ну конечно.

- Вы ведь в четвертом отделении лежите?

- Ну, частично. – я хотела сострить насчет «местами лежу, а местами сижу», но что-то расхотелось. Уж больно внимательно он на меня смотрел.

- Там есть и другие пациенты в коме, да?

- Ну, допустим, - мне становился неприятным этот разговор.

- Как вы думаете, почему никто из них не стабилизирован так, как вы? Они же не бродят тут, не так ли?

Дурацкий вопрос. Я задавала его себе миллион раз. Всего трое: старуха Жигалина, Егор Ганечкин, Маргарита Несобраз, - никто не бродил. Даже старуха, основательница лесопильной империи и этой больницы. До сегодняшнего вечера она лежала в отдельной палате, пока не померла. «Покинула нас». Я, если честно, надеялась, что хоть «покидая», она мелькнет духом-облачком, но нет. Ничего. Их нигде не было. Я искала. Поначалу думала, что они прикидываются. Орала в ухо Несобраз. Опрокинула вазу с цветами на бабку. К Ганечкину не совалась, там на неусыпном карауле сидела его мамаша. В общем, «стабилизирована» была только я.

И вот приходит этот хмырь, смотрит на меня как на дохлую птичку и спрашивает, «почему».

- Откуда я знаю? Может и ходят… В другом месте.

- Это верно. Они совершенно в другом месте. А вы здесь. Почему, как вы думаете?

- По качану. – разговор становился все неприятнее.

Надо бы встать и уйти, но это был первый живой человек, который видел меня и говорил со мной за прошедшую неделю. Хотя говорил совершенно не то. Я семь дней бросалась на людей, орала «спасите» прямо в равнодушные лица, а вместо ответа они проходили меня насквозь, не слыша и не замечая. Я отчаялась и оставила попытки. Получается, появление этого типа - моя последняя надежда.