Птичьи кости

Птичьи кости

Так хрупок мир. Как птичьи кости – сжимаешь в кулаке, и крошатся со сладким хрустом.

Глаза Эттэр – вороньи перья, черные, блестящие. Пьяные от крови. С острого клюва – давно приросшей маски – падают алые капли.

 – Хватит на меня так смотреть! – И голос – хриплое карканье. – Я же жива, и этим довольна.

Еще… то ли вчера, то ли десяток лет назад – проклинала. Обратил в чудовище, изуродовал, суть исказил. А нынче, вот, довольна. Довольна убивать, чтоб выжить, вонзать когти в грудную клетку – и терзать врага, меня, себя.

Дождь.

Эттэр зябко проводит плечами, накидывает плащ, скрывая крылья. Выпутывает длинные седые пряди волос из зарослей шиповника. По влажной земле рассыпаются сморщенные красные ягоды и сухие листья. Кап-кап-кап. От нее всегда веет безумным сонмом ароматов – лес, море, птичьи перья… теперь еще и сладость крови.

 – Ты слышала?..

Мы по ступаем мокрой траве. Ее ноги босы –  и так хочется согреть, сжать крепко-крепко, встряхнуть, сорвать все эти мерзкие наросты. Которыми я сам когда-то одарил ее.

 – Про свадьбу? Да. Я даже рада. Он добр и благороден – сестрица будет счастлива.

Ни капле горечи в хрипящем голосе.

 – Ты тоже благородна. Была когда-то…

 – Разве? Помню только собственную трусость… и твои молящие речи, колдун.

 – Ты бы…

 – Обратилась, одичала, умерла. Я знаю. А перед смертью бы могла еще кого-то покалечить, убить – отца, сестру… Леора. Я знаю – сколько можно повторять.

Но ты не знала ничего.

Глупая любопытная принцесса. Притронувшаяся к запретному, убившая саму себя древним проклятьем.

Глупая, наивная пташка. Доверившаяся темному колдуну, уверившая в его благородную любовь. Откуда ей-то, благородной, взяться? Она столько же темна, как твои перья.

Наш дом – или гнездо, как с насмешкой говорит Эттэр – в пещере, среди отвесных скал. Опустишь взгляд – а там бурлящее море, вечно серое от вечно нависающих туч. В гнезде все скромно – дрянные одеяла, пух и травы. И очаг, давно потухший. Эттэр не мерзнет. Ей многого не надо – лишь было бы откуда прыгнуть вверх. А я колдун – мне тоже выживать не сложно.

Эттэр кричит – и десятки, сотни черных птиц взымаются в небо, кружат, верещат. Она мечтательно опрокидывает голову. Глаза закрыты, плащ сброшен – крылья дрожат на ветру.

 – Я должна сделать им подарок. Моя любимая сестра, мой любимый жених! Наверное, и то, что они живы до сих пор – как каждый житель этого проклятого королевства – уже подарок, невероятный дар. Моей жертвы, если, как ты говоришь, я так благородна.

 – Постой! 

Мне холодно от страха – потерять ее окончательно.

 – А что? Боишься, что свадьба обагрится кровью, что вороны вырвут их сердца и принесут мне на ужин? – она склоняет голову набок и не отрывает от меня взгляд. Хочется столкнуть ее вниз – или нежно прикоснуться.

Птичьи крики утихают.

 – Мне так обидно. Ты всегда со мной – спас, заботился… не бросил, когда стал считать чудовищем.

 – Я не считаю, Эттэр.

Я вру. Как обычно.

 – Да-да, пусть будет так… В который раз я не могу сдержаться? Сначала, ведь просто охраняла границы…

Я  научил ее сражаться. Заставил – грубой силой, болью. Сначала она дралась неумело, сквозь слезы – со страхом, но так страстно: желая не быть зазря уродливым монстром, желая защитить семью, страну – отважная принцесса.

 – … потом мне стало это нравиться – тогда все началось?... не помню – когда убийство демонов обратилось единственной радостью.

 Я даже не заметил, как это случилось. Ты не могла остановиться, ты хохотала и рвалась в бой. Ты перестала вытирать кровь с лица каждую минуту.

 – А потом… случайные люди. Лесные разбойники, невинные охотники – со своими испуганными, ненавидящими лицами. И даже сейчас, в порыве сентиментальности, вспоминая ту, кем была я ранее,  не могу увидеть – а в чем разница? Осознать, почему нельзя, почему их убийство – уже зло. Они – не такие как я, они мне никто, глупые люди, раздражающее, жестокие. Охотник стреляет в оленя – и ест. И что ему до оленят? А я ем охотника, и что мне до его детей.

Эттэр отвернулась.

  – А знаешь, почему мне так обидно? Я до сих пор скучаю по любви. Леор будет целовать сестрицу – и они оба заслужили это. А ты столько говорил, столько обещал. Я доверилась, и что в ответ? Боишься даже прикоснуться. О, таинственный колдун, тогда ты таким же был чудовищем для невинной принцессы, что я, дикая уродливая тварь, сейчас для тебя. Смешно, не правда ли… И знаешь, если  так тебе я отвратительна, то уходи. Ищи женщину, которую можно поцеловать. Которой не будет мешать клюв, пропитанный кровью!

Дождь давно утих, утих и ветер, море – как мутное зеркало, неподвижно. Но слышал – как-кап-кап – как стучит ее хрупкое сердце, что для меня заключает весь мир.

 – Я лгал тебе.

Как мог я ее целовать, зная это?

 –  Когда?  Сказав, что снять проклятье, выжить, можно только будучи с тобой? Я знаю. Давно уж догадалась, что все, что ты хотел – поймать меня и привязать к себе. Чтобы только с тобой быть могла – не мыслила покинуть и броситься в объятия Леора. Знаю. Что с того? Ты сам себе перехитрил, колдун-романтик. Раз так теперь боишься быть со мной.