Пушкин, кружка, два ствола

Глава 1 Охота начинается

— Твою мать! — Дина выжала тормоз, и машину потащило по мокрому асфальту, закручивая юзом. Клюнув носом, старенький «Ленд Крузер» вылетел с шоссе, проскользил по траве и встал, едва не поцеловав здоровенную, в три обхвата сосну. Все еще судорожно сжимая руль, Дина слепо таращилась на густо поросший мхом ствол.

Под капотом что-то внезапно щелкнуло, и по лобовому стеклу медленно, словно стирая пот, поползли дворники.

Беленькая, как майское облачко, коза мекнула и переступила копытцами, кокетливо склонив голову набок. В опрокинутых горизонтальных зрачках мерцали искры шаловливого безумия.

— Твою мать… — отмерла наконец-то Дина. Шепотом матерясь, она нашарила едва не свалившуюся с пассажирского сиденья пачку «Уинстона», на ощупь выбила сигарету и прикурила. Руки дрожали.

Дернув короткой загогулиной хвоста, коза вытянула шею, втянула розовым носом воздух и медленно двинулась вперед. Дина ткнула ладонью в подушку сигнала. Машина тоскливо вскрикнула, и коза отпрянула, озадаченно прижав уши. На нежной беленькой мордочке читалось глубокое неодобрение.

— Пошла нахрен, суицидница парнокопытная.

Дина снова ударила по сигналу, и коза, напружинившись, сиганула в кусты орешника, канув в них, как белый камень в зеленой воде. С потревоженных ветвей обрушился водопад, вспыхнув радугой в солнечных лучах.

Закрыв глаза, Дина откинулась на спинку кресла и глубоко затянулась. В рухнувшей на машину тишине шелест мокрых ветвей напоминал биение океанских волн. Где-то совсем рядом, может быть, в том же орешнике, вдохновенно заливалась невидимая птица.

Может быть, соловей.

А может, и не соловей. Соловьи же по ночам поют?

Все?

Или только те, у которых бессонница?

Приближающийся звук мотора Дина опознала не сразу. Он постепенно вычленился из шорохов, скрипов и птичьего щебета. По шоссе двигалось что-то очень громкое и очень древнее — именно такое, какое и ожидаешь встретить в этой богом забытой глуши. Дина заинтригованно распахнула один глаз. Из-за растопырившегося в поворот кустарника бодренько выкатилась бутылочно-зеленая «Нива» со щегольским кенгурятником поперек бампера. Заметив ушедший в густую траву «Ленд Крузер», водитель «Нивы» притормозил, аккуратно подкатился к месту крушения и заглушил дребезжащий двигатель.

Дина открыла второй глаз.

Из «Нивы» выбрался высоченный тощий блондин в темно-синей форме. Сохраняя на лице непоколебимое спокойствие, Дина скосила взгляд на заднее сиденье. По вылинявшей коже дивана перекатывался одинокий стаканчик из-под кофе. Ножи, топор и обрез лежали там, где и должны лежать — под туристическим покрывалом в багажнике.

— Только не говорите мне, что где-то в кустах прячется свидетель ДТП с мобильником, — распахнув дверь, Дина прищурилась, подсчитывая звездочки. — Товарищ лейтенант.

— Нет. Я ищу козу. Маленькая такая, белая, с черным ошейником. Один рог отломан. Не видели? — оценив черный тормозной след, лейтенант медленно, по кругу, пошел вокруг машины — Удачно финишировали. Еще чуть-чуть — и пришлось бы вызывать Михалыча на тракторе.

— Ну да. И Васильича с автогеном. Зачем вам коза?

— Мне — совершенно ни за чем. Но Варвара Степановна души в ней не чает. С утра телефон мне оборвала — Нюрка опять отвязалась и на рывок взяла. Вот, пришлось ехать.

— Серьезно? Коза убежала в лес — и вы ищете ее на «Ниве»?

— А разве я сказал, что ищу? — широко улыбнулся лейтенант. Улыбка у него оказалась неожиданно приятная — лучики морщинок разбежались к вискам, в дымчато-серых глазах вспыхнули искры. — Я сказал, что пришлось ехать. Нюрка сама к вечеру вернется, это вся улица знает. Но чем слушать причитания бабы Вари…

— Ага. Значит, вы просто сбежали, — Дина не собиралась улыбаться в ответ, но кончики губ сами собой поползли вверх. — Доблестный страж правопорядка отступил перед слабой больной женщиной.

— Это баба Варя больная? Да она на моих похоронах спину застудит, — лейтенант мотнул головой, отгоняя собирающуюся мошку. — Неубиваемая старушка. Соль земли.

— Да уж не сахар, — понимающе кивнула Дина. — Может, в машину присядете? Пока вас эти твари не обглодали?

— Да нет, спасибо. Я привык уже. У нас летом всегда мошкары полно, до первых холодов держатся, гады, — лейтенант снова мотнул головой, как усталый конь, зачем-то одернул рубашку и переступил с ноги на ногу. — Вы точно в порядке? Может, помощь нужна?

— Нет, все отлично. Я удачно затормозила, — глубоко затянулась сигаретой Дина. Рыжая полоска огня, подрагивая, поползла к фильтру. — А козу вашу я, кстати, видела. Это она мне под колеса бросилась — не коза, а летчик Гастелло какой-то. Выпрыгнула из-за кустов — и как сиганет под колеса.

— Нюрка? Да, Нюрка может… — сочувственно вздохнул лейтенант. — Чудовищной разрушительной силы животное. Я как-то раз пододеяльник вывесил сушиться — так эта тварь его сперла.

— Зачем?

— Она не объясняла. Но есть подозрение, что исключительно по велению преступной натуры, — лейтенант снова улыбнулся, блеснув ровными белыми зубами. — Так куда, вы говорите, коза побежала?

— Вон туда, — махнула на орешник Дина. — Хотите догнать?

— Нет. Просто информацию собираю. Издержки профессии. Вам точно помощь не требуется?

— Нет. Но спасибо за предложение. Хорошей охоты! — бросив окурок в мокрую траву, Дина глубоко придавила его каблуком и втянула ноги в машину. В зеркале заднего вида она видела, как лейтенант обошел свою «Ниву». Чихнув, заурчал двигатель. Проводив взглядом отъезжающий автомобиль, Дина тоже повернула ключ зажигания. Если верить навигатору, до села Великая Россошь оставалось не более пятнадцати километров. И Дина очень, очень хотела закончить эту растянутую, как сопля по стеклу, поездку.

Ничего великого в Россоши не было. Вокруг центральной площади, поименованной, естественно, площадью Ленина, сбились плечом к плечу ветхие трехэтажки. По вылинявшим стенам грязно-желтого цвета расползались густые ветви трещин. В центре площади, естественно, возвышался сам Ленин, указующе воздев руку с кепкой. На гранитном постаменте кто-то подписал кривыми прыгающими буквами: «Идите в жопу, дорогие товарищи». Слово «жопа» безжалостная рука цензора попыталась смыть, но только размазала, придав изречению чарующую недосказанность.