Монах Чжэнь жил в монастыре учителя Лаошаня до семнадцати лет. Однажды он вошел к учителю и поклонился.
— Ты уходишь, - сказал старец.
— Я ухожу, а вы остаетесь, - отвечал монах почтительно.
После этого учитель крепко обнял его и отпустил.
Затем монах вошел к старшему монаху и поклонился.
— Ты уходишь, - сказал старший монах.
— Цветы на сливе осыпаются, - отвечал Чжэнь с поклоном.
Тогда старший монах крепко обнял его и отпустил.
После этого Чжэнь вышел из монастыря и сел на колени возле заснеженного алтаря, посвященного упокоившимся монахам. Среди них был и тот, кого он называл "старшим братом". Монах зажег благовония и, почтительно сложив руки, наблюдал, как дымок струится вверх и растворяется в бирюзовом куполе неба.
— Ты был со мной так недолго, - прошептал он, - но дал мне так много. Ты научил меня владеть речью и посохом. От тебя я узнал священные сутры и детские шалости. Все, чего я достиг и достигну, принадлежит тебе.
После этого, взяв немного провизии, чашу для подаяний и посох, Чжэнь направился прочь из монастыря. За самыми воротами его догнал старший монах.
— Обожди. – Он вынул из рукава запечатанное письмо и протянул его Чжэню. – У подножия горы есть город под названием Бао. Когда будешь проходить через него, разыщи там заведение под названием "Цветущий абрикос" и передай хозяйке это письмо. Она даст тебе еды и приютит на ночь.
Чжэнь почтительно поклонился и, взяв письмо, бережно спрятал его. Старший монах благословил юношу и скрылся за воротами, а Чжэнь, не оглядываясь, пошел по тропинке вниз.
Здесь, близ вершины горы, еще царила зима, но по мере того, как монах спускался ниже, прямо на его глазах местность преображалась, показывая тончайшие переходы между сезонами. Когда же монастырь совершенно скрылся с глаз, Чжэня со всех сторон окружила свежая зелень, а между благоухающими бутонами, оглашая воздух тончайшими голосами, перепархивали птицы.
Пройдя некоторое время, Чжэнь услышал в глубине зарослей шорох и скуление. Раздвинув ветви посохом, он прошел несколько шагов вглубь чащи и тогда только заметил, что в колючем кустарнике бьется и не может высвободиться большой черный пес.
Бездомные собаки в изобилии обретались вокруг монастыря, ища, чем поживиться. Старшие монахи говорили, что это были души умерших, чьи дела при жизни не дали им возможности переродиться в более чистых телах. Теперь же они, движимые желанием искупить свои грехи, искали благодати возле скопления благочестивых людей. Потому животных никогда не гнали прочь и по возможности прикармливали их, так что их число только увеличивалось.
Чжэнь тоже был к ним добр, слушаясь наставлений одного из древних, который писал: "Кто кормит эти меньшие тела, делает большей свою душу, ибо нет ничего благороднее, чем делать добрые дела по отношению к тем, кто по природе своей не способен в полной мере их оценить".
Подойдя ближе, Чжэнь распутал колючие ветви, и пес выскочил на тропу. Теперь монах подумал, что в изречении древнего мудреца есть и другой смысл: ибо пес этот имел крепкие когти и внушительные зубы. Однако увидев робость и почтительность в глазах зверя, юноша заговорил ласково, обратившись к нему со следующими словами:
— Не бойся, подойди ближе, и я дам тебе кусок лепешки.
К его удивлению, пес раскрыл пасть и заговорил человеческим голосом. Говорил он с местным акцентом, но слова выговаривал с трудом: видимо, виной тому был его язык, не приспособленный к человеческой речи.
— Благодарю тебя, почтенный монах, - сказал он. - Однако с твоей стороны было бы разумнее приберечь эту лепешку, ибо путь предстоит неблизкий.
Чжэнь внимательно рассмотрел пса, но ничего необычного не увидел. Тот выглядел, как самая обыкновенная собака, хотя величиной приближался к жеребенку, был коренаст и весь зарос всколоченной черной шерстью.
— Пожалуй, ты прав, - только и смог сказать пораженный монах: ибо он никогда до этого не встречал говорящих собак.
— Куда же ты направляешься, почтенный? – продолжал пес как ни в чем не бывало.
— Я держу путь в один из близлежащих монастырей.
— Что ж, - сказал пес, - погода сейчас благоволит путникам, как об этом сказал поэт:
Последний нетающий снег
Холодной поры прервал бег:
Роняет слива лепестки,
Дни вновь длинны, а ночи коротки.
Выказав таким образом знакомство с поэзией, пес продолжал:
— Зачем же ты покидаешь место, в котором провел столько лет?
— Чтобы не злоупотреблять гостеприимством учителя, - отвечал Чжэнь рассудительно. – Многие желают обучаться у Лаошаня, и если монах, получив свои наставления, остается здесь дольше положенного, то он уподобляется пчеле, которая, насытившись сладким нектаром и набрав полные обножки золотой пыльцы, продолжает занимать цветок, отяжелевшая от собственной лени.
— В таком случае позволь мне дать тебе следующий совет. Дальше к югу, - здесь пес кивнул на юг, показывая также свое знакомство со сторонами света, - на горе Го-шань располагается обитель, в которой живет великий учитель, имя которому Тьенмень. По слухам, сей старец достиг такой ступени блаженства, что может путешествовать во многие места, не покидая обители, посещать Будд и Бодхисаттв прошедших времен и даже, говорят, заглядывает иногда к Буддам и Бодхисаттвам будущего.
— Я тоже весьма наслышан об этом старце, - сказал Чжэнь. – Однако человек столь святой и благочестивый едва ли захочет обучать такого ничтожного ученика, как я.
— Даже если предположить, - заметил пес, - что разница в понимании истины между этим старцем и тобой во много раз больше разницы в понимании истины между тобой и простым псом, то и в этом случае само пребывание вблизи его священного обиталища должно быть для тебя полезно. Возможно, куски исходящей от учителя благодати перепадут тебе, как куски сытной пищи перепадают порой нам, псам, живущим вокруг монастыря достопочтенного Лаошаня.
Монах задумался и после некоторого размышления не мог не признать для себя разумности речей пса. "Чем зря терять время, обучаясь у меньших учителей, - подумал он, - я, конечно, с большей пользой проведу время, будучи хотя бы и ничтожнейшим из прислужников в обители Тьенменя".
— Вот и прекрасно! – воскликнул пес, будто угадав его мысли. – В таком случае позволь мне сопровождать тебя в этом благородном и нелегком путешествии. На этом пути, говорят, промышляет множество разбойников и зловредных духов. Негоже по нему идти одному.
— И в этом ты прав. Отправимся же в путь, пока солнце стоит еще высоко над горизонтом.
С этими словами монах вновь зашагал по дороге, а пес потрусил за ним. Некоторое время они шли в молчании: Чжэнь вглядывался в великолепие природы, столь многообразном после годов, проведенных среди одних и тех же стен. Что же было на уме у пса, было известно лишь ему одному, но и он, надо думать, был в меру своей собачьей природы тронут картинами весны, столь же ласкающими ощущения, сколь и возвышающими душу.
— Вот еще какой вопрос не дает мне покоя, - сказал Чжэнь через какое-то время. – Как так вышло, что звери и птицы не владеют человеческим языком, однако ты, будучи внешне неотличим от любого другого пса, владеешь им в таком же совершенстве, в каком им владеет ученый человек?
Пес помахал хвостом, будто прямолинейная похвала юного монаха сделала ему приятность, а затем сказал:
— Видишь ли, почтенный, неразумные звери и птицы не владеют человеческим языком, ибо природой своей не предназначены для этого, и души их, хотя и более просветленные, чем души растений или камней, все же не владеют в полной мере теми способностями, которыми от рождения обладает душа человека.
С другой стороны, души, стоящие наравне с человеком или выше его, - например, души умерших, привязанные к земному обиталищу, или души божеств или демонов, - могут вселяться по своему желанию в тела существ, стоящих ниже их, и владеть ими, как своими собственными, наделяя их способностями гораздо выше тех, которыми эти тела обладают изначально. Иногда же такое тело они получают в наказание за проступки в прошлой жизни.
Монах внимательно взглянул на пса.
— Ты хочешь сказать, что в твоем песьем теле содержится душа умершего человека, или даже божества или демона?
— Именно так.
— По своему ли желанию ты вселился в это тело?
— Увы, - отвечал пес, - этим телом я наказан.
— За что?
— За один проступок, много лет назад, о котором не хочу вспоминать.
— Что же за душа содержится в тебе, - поинтересовался Чжэнь, - и под каким именем она известна?
— Я известен как Гу, что означает "одиночка", ибо у меня нет ни семьи, ни родины, и я всюду странствую один. Впрочем, это имя вряд ли тебе о чем-то говорит, почтенный монах, потому как ни в одной из своих минувших жизней я не оставил никакого следа, ни доброго, ни дурного.
— Именно такой жизни ищут все великие мудрецы, - заметил Чжэнь. – Не был ли ты в прошлой жизни знаменитым учителем?
— Едва ли, ибо мудростью я тоже не отличаюсь, - сказал пес, прозываемый Гу. – Впрочем, не мне о том судить.
В такой неспешной и приятной беседе время утекало незаметно, и уже к вечеру путники подошли к городу под названием Бао.
Отредактировано: 23.02.2022