"Дельфин"

"Дельфин"

063. «Дельфин»

01.07.1992

Устькаменогорский свинцово-цинковый комбинат, который так и остался должен нам какую-то сумму за ремонт купеляционной печи по переплавке золота, к лету припух окончательно – наш институт никак не мог дождаться оттуда отгрузки цинковых белил. Лаборатория по выпуску экспериментальной керамики встала, и всех снабженцев вздрючили. А я собрался на титано-магниевый комбинат, но тут мне ещё подвесили эти самые разборки с «УК СЦК». Куда денешься с подводной лодки – взял все документы по поставке белил и полетел…

По дороге в Усть-Каменогорск я впервые влез в «Як-42», который до этого видел только на картинках – как говорилось в том анекдоте про ёжика-наркомана: «Так вот какой ты, северный олень!» Кресла самолёта были объединены в диваны по три, спинки не откидывались, а иллюминаторы оказались от «Як-40» и были явно маловаты для такого авиалайнера. Салон был рассчитан на 120 мест, но нас там набралось едва ли на треть…

При посадке в Усть-Каменогорске нам объявили, что на улице плюс тридцать. Когда спустились по трапу, чуть не задохнулись: в воздухе стоял такой запах сернистого газа, как будто у тебя прямо перед носом одновременно зажгли несколько сотен спичек. Небо прямо на глазах затягивалось тучами и, когда я ехал из аэропорта на автобусе, вдруг пошёл сильнейший ливень – я так понял, что первые несколько секунд с неба лилась чистейшая сернистая кислота! Дождик за полчаса кончился и стало намного легче: запах исчез и заметно запрохладнело. Но зато назавтра листочки на всех деревьях покрылись пепельными пятнами и стали сворачиваться в трубочки…

Первый день своей командировки я провёл на титано-магниевом. А в пятницу, скрепя сердце, пошёл разбираться со свинцово-цинковым. Мне выписали пропуск, и я долго шёл пешком в самый край территории этого комбината, где стоял цех по выпуску этих самых белил, который теперь назывался «Акционерное общество «Звезда».

В приёмной сидел какой-то мужик, который и разбираться с моими бумагами не стал: «Никого из начальства нет, я ничего не знаю и, мол типа того, что гуляй ты, Вася, куда подальше…» Я вспомнил, как Денисовна мне сказала: «В бумагах всё в порядке, поэтому, если что, можешь идти хоть к самому Куленову». Ничего себе – кто такой Ахат Салимхатович, генеральный директор всего «СЦК», звезда первой величины в республиканском масштабе, и кто такой я?

Но, вернувшись обратно на проходную, я увидел у местных телефонов висевший на стене справочник по заводу. Первым же номером стояло: «Генеральный директор, 10-00». На дурнячка набрал этот номер, и мне вдруг ответил сам Куленов! Я быстро объяснил, кто я и зачем.
              – Зайди!

Я взлетел на второй этаж заводоуправления и лихо проскочил через приёмную мимо секретарши, которая попыталась ринуться мне наперерез, но не успела. Ахат Салимхатович сидел в кабинете один и, мельком посмотрев мои накладные, сказал: «Что, сами разобраться не можете?» Я вежливо извинился, и сказал, что меня там уже послали. Куленов сначала позвонил в эту «Звезду», а потом сказал мне: «Сядешь на улице в мою машину – тебя туда довезут, я сейчас предупрежу…»

Глобальный мужик!!!

Тёмно-синяя «Вольво» имела такой же номер, как и телефон Куленова, «10-00»! Эта экскурсия по заводу оказалась круче, чем год назад на электрокаре. Мужик, сидевший в «Звезде», конечно же увидел в окошко, на чём я вернулся! С каким-то перекошенным зелёным лицом он плаксиво завизжал: «А что, к Генеральному обязательно было ходить?!!» В мгновение ока он взял мои бумаги и поставил везде, где надо, свои подписи и печати…

Наступали выходные. Мой дядька, заслуженный тренер Казахстана по хоккею Юрий Павлович Тархов, сидел опять с командой своих пацанов в том же самом спортивном лагере на Сибинских озёрах, в котором я был последний раз тринадцать лет назад. Надо же было снова попасть в такое великолепное место, и я, возвращаясь в пятницу с «СЦК», заранее взял себе билет на автобус, шедший в субботу утром до Никитинки и Алгабаса.

Утром на автовокзале было полно народу. Отправлялось сразу несколько рейсов, но наш автобус стоял на самой дальней стоянке, а его водитель сладенько спал. Его разбудила контролёрша, которая уже вышла отправить этот маршрут. Шофёр сбегал отметить путевой лист, потом открыл свой «Икарус», и мы сели. Объезжая по кругу здание автовокзала, мужик вдруг прислушался к странному звуку от передних колёс, остановился, полазил под автобусом, и сказал, что мы дальше никуда не поедем – спустила резиновая подушка рессоры одного из передних колёс.

Прихрамывая на это колесо, «Икарус» уехал обратно в автопарк, а мы блукали по автовокзалу ещё час. На замену пришёл такой же красный «Икарус», и тогда-то мы уже, наконец, поехали. Контингент пассажиров состоял в основном из дачников и «картошников», которые выходили из автобуса почти везде, и к никитинской автостанции нас осталось в нём человек десять.

Водитель притопил по главной улице Никитинки километров под семьдесят, и на каком-то перекрёстке наперерез нашему автобусу вдруг вылетел из проулка «ГАЗ-52» с кузовом, полным сена. Глаза водителя и пассажира грузовика, летевшего примерно с той же скоростью, что и мы, стали квадратными. Пацанам было где-то лет по 20! Самосвал врезался бы в правый бок «Икаруса», но наш водитель рванул руль влево, перелетел со всего размаху через арык, проскочил по откосу обочины и каким-то чудом влез в узенький промежуток между чьим-то забором, стойкой с почтовыми ящиками, лавочкой у калитки, и столбом электроосвещения. Вылетев оттуда обратно на дорогу, мы остановились.