"Отчаяние"

Отчаяние

Отчаяние - горькое слово, такое, после которого во рту остаётся послевкусие жжёного кофе. И сколько ты его ни запивай, держится на языке неясным противным налётом. 

Малыш Альберт вкусил его сполна. Хотя какой он малыш? Он уже давно не ползает, а значит, не малыш. Но мама называет его малышом, потому что для мамы ребенок будет малышом даже, когда у него появится собственный малыш. Так уж устроены мамы. Так вот, малыш Альберт (оставим «малыш» как дань уважения материнской любви) сегодня познакомился с новым чувством - отчаянием. 

Месяц назад, во время завтрака, когда радиоприёмник наигрывал спокойную мелодию, а за окном разгорался голубой морозный день, папа сообщил, что сегодня Альберт поедет записываться в секцию по хоккею. Малыш смотрел выпуски спортивных передач про хоккей вместе с папой и, признаться, ничего против не имел. Как сказал родитель: «Попробуй, вдруг, понравится». В глубине души папа лелеял надежду сделать из сына настоящего хоккеиста, но, как он обещал жене, давить не будет - пусть Альберт выбирает сам. Невысказанной осталась мысль, что «надавить» иногда всё же нужно, но папа дал себе слово, что при отчаянном сопротивлении хоккею оставит сына в покое.  В конце концов, выбирать судьбу ребёнка - стратегия пораженческая. Альберт уселся на заднее сиденье машины, и они поехали на ледовую арену. 

Машина затормозила у невысокого полукруглого здания, выкрашенного в белый и с линейкой высоких окон на первом и втором этажах. Папа помог Альберту выйти, и они зашагали к входу.

В тот день мальчику открылся новый, завораживающий мир льда и холода. Надо сказать, в живую всё выглядело более нереальным, чем по телевизору: шайбы, клюшки, визги свистка, стремительное катание хоккеистов - всё было объемным, фантастическим. Альберт следил за происходящим на льду, не дыша, пока папа не позвал его в кабинет тренера. После знакомства и стандартных вопросов, которые учитель задаёт ученику, Альберт стал воспитанником хоккейной школы. 

И вот уже месяц Альберт носит гордое звание хоккеиста. Занятия в хоккейной школе проводятся четыре раза в неделю: два в будни, два в выходные, и, признаться, кроме того, что ему, правда, нравится рутина «школа, хоккейная школа, уроки, сон», он здорово устаёт. Теперь его не надо укладывать в кровать в десять вечера, потому что в половине десятого Альберт сам чистит зубы, переодевается в фланелевую пижаму и укладывается спать, а засыпает так быстро, как это делают только деятельные люди - никакая бессонница их не мучает. 

Вот настала очередная суббота и завтрак под звуки спокойной мелодии из радиоприёмника. Такой же морозный день как и месяц назад. Ничто не предвещало беды. Альберт традиционно съел сладкую овсяную кашу с орехами и запил всё горячим какао.

Час после завтрака, посвященный мелким делам и сборам, Альберт провёл за машинками - у него новый грузовик и оторваться от него сил у Альберта просто нет. Когда папа зашел в комнату сына, тот лежал на полу в подштанниках и водолазке и успел надеть всего один носок. Хорошо, что коньки и форму собирает мама. Папа вывел сына из игрового забытья высоко поднятой бровью, и мальчик быстро отыскал второй носок со штанами и кофтой. «Так лучше», - сказал папа и направился в прихожую. Альберт бросил прощальный взгляд на грузовик и мысленно пообещал ему скоро вернуться и продолжить играть. 

Может быть, предвестники беды, всё-таки были. На первом занятии тренер сказал, что каждому ученику даётся ровно месяц, чтобы научиться завязывать хоккейные шнурки самостоятельно и чтобы через месяц ни один родитель не помогал своему чаду - хоккеист должен сам готовить себя к тренировке. У Альберта довольно строгий тренер. Папа эту идею поддержал и посоветовал сыну наблюдать, как ему зашнуровывают коньки а, если понадобится, тренироваться дома. Чего Альберт не делал. 

Альберт почувствовал неладное ещё на подходе к зданию арены. Что-то его волновало, мозг пытался отыскать причину беспокойства, прыгая от одного события к другому и вычисляя, оно ли является источником тревоги.

Наконец, зашли в раздевалку. Здесь полно детей, их родители топчутся в нерешительности, держа детские коньки в руках. Сердце у Альберта ёкнуло. 

- Коньки в руки и на лёд. - скомандовал тренер. - Коньки надеваем на скамье, зашнуровываем самостоятельно. 

Папа помог сыну надеть форму и дал в руки коньки. 

- Готов? - спросил он. 

Альберт не ответил, только выпучил глаза. Значит, тренер говорил серьёзно? Его умение или неумение надевать и зашнуровывать коньки на что-то повлияет? Его исключат из школы? И, вообще, что плохого в том, что родители им помогают? Дурацкое правило! Альберт немного разозлился: неужели будет единственным, кто не сможет зашнуровать себе коньки? Несправедливое правило! И почему дали только месяц?! 

Альберт шёл по коридору, ведущему на лёд, в смешанных чувствах: сердиться на себя, что так и не выучился справляться с коньками, или на тренера, который придумал это дурацкое правило? Много чувств, но среди них не было отчаяния. Пока.

Родители рассыпались вдоль овала ледовой арены, кто-то уселся на первых рядах сидений, кто-то стоял вплотную к плексигласу и наблюдал оттуда. 

Хоккеисты, держа в руках коньки, сели на скамье и стали ждать команды тренера. 

- Свисток - надеваем коньки, второй свисток - на скамье не должно остаться никого. Ясно? - тренер поднёс свисток к губам и… дунул!