"Задохлушка"

1918 год.

— Стой! Стой, дуреха!

 Растрепанная, простоволосая женщина, прижимавшая к себе ребенка, на мгновение застыла на месте, а потом с новой силой бросилась бежать, но через три шага споткнулась и рухнула на землю, в последнюю секунду успев повернуться набок, сберегая ребенка. Недовольный младенец заплакал.

 Женщина попыталась встать, но сил не хватило. Она как можно крепче прижала к себе сверток и зажмурила глаза. Так умирать было не страшно.

 — Маша? Вот напасть-то! Это кто у тебя? Глашка что ли? Давай помогу!

 Женщина сидела в снегу не шевелясь, еще не веря своему спасению. Невысокий, кряжистый мужчина, чуть ли не силой вырвал из ее рук кулек с плачущей дочкой. Прижал к себе одной рукой. Вторую протянул Маше.

 — Вставай давай, застудишься! Что случилось-то?!

 Видя, что Мария не реагирует, схватил женщину за ворот расстегнутой шубейки и поднял на ноги.

 — Федю убили! Феденьку и Вадима Матвеевича и Анну Степановну, всех....

 Маша закрыла лицо руками и разрыдалась.

 — Выпей! — мужчина протянул фляжку. —Идти надо, мороз крепчает. До заимки с километр будет, дойдешь? Глашку я донесу.

 Мария безропотно сделала глоток некрепкого самогона. Кашлянула, часто подышала.

 — Дойду, — пообещала молодая женщина Игнату Егереву. И отец, и дед, и прадед и, наверное, даже пра-прадед Игната служили егерями в поместье Талицкое. По должности и получили свою фамилию.

 Уставшая, оглушенная горем женщина переоценила свои силы. До заимки Игнат Марию с дочкой чуть ли не на руках донес. Усадив нечаянную гостью на лавку, мужчина быстро закрыл ставни на окне, зажег керосиновую лампу, подкинул дров в начинающую остывать печь.

 — Рассказывай! —  потребовал он у Марии. Женщина тяжело вздохнула, достала из кармана шубки чистый носовой платок. Вытерла глаза и нос.

 — Вадим Матвеевич днем заглянул, попросил Федю зайти. Говорит, мол революция революцией, а сеять нужно. Нечего теплицам без дела пропадать. Я знала, что Анна Степановна приболела и решила с дочкой дома остаться, что б не заразилась. С собой ее взяла коровке сена дать…тем и спасла-ась…— женщина снова всхлипнула, промокнула глаза. — Дверь в хлев я прикрыла, меня и не заметили. Слышу, во дворе кричат: «Айда к Талому! Нет тут никого!» Я выйти хотела, да сморю в щелку, из дома нашего мужик с ружьем выбегает, испугалась, а следом еще один и одеяло тащит. Как ноги не отнялись — не знаю! Они побежали в усадьбу. Я выждала немного, Глашеньку схватила и за ними. А там…а там…— Мария зашлась плачем, Игнат молчал.

 — Потом услышала, как один закричал, что бабу агрономову найти нужно, ну я и побежала, не помню, как в лесу оказалась.

 Игнат встал и тяжелой походкой прошелся по комнате. Скрипнули половицы.

 — Узнала кого?

 — Кажется, одного, Воронов фамилия. Остальных не знаю.

 — Воронин он, не Воронов. Знаю я эту гниду. Ты вот что, похлебка у меня в печке стоит из зайчатины, поужинать нужно…

 — Не могу я…

 — Дите накорми! Да и самой силы понадобятся. Ложитесь на полатях. Сейчас чистое дам.

 — А вдруг они живы еще? Может, ранены? — с надеждой спросила женщина.

 Игнат помотал головой.

 — Этот тваренышь добьет! Батька у него душегуб знатный был. На каторге закончил. Вот теперь и в сыночке вылезло. Родственники-то есть у тебя?

 Теперь головой помотала Мария.

 —Тетя была под Киевом. Не знаю жива или нет.

 Игнат вздохнул. В Талицком жену молодого агронома Савицкого не любили. Наружей не вышла. Волосы белые, глаза черные. Ведьма, одним словом! Куда ж ей теперь? Хм… Бабенка то вроде рукастая, хозяйственная… Как говорится, ведьма ведьме глаз не склюет. 

— Стрелять умеешь? —утром следующего дня Игнат чуть тряхнул Марию за плечо.

 Молодая женщина испуганно хлопнула глазами и кивнула.

 — Я тебе двустволку оставлю. Она заряжена. Еще патроны на полке. Приду в окошко постучу два раза.

 — А…а вы к-куда?

 — До усадьбы.

 — А…а если я ненароком не того застрелю?

 — Ничего, Господь разберется. Если что надо, самой иль дочке, то вон сундук Верунин стоит. Пользуйся.

 С этими словами Игнат, закинув за плечо карабин, английской работы, отправился на лыжах в усадьбу Талое. Оставшись одна, Мария немного поплакала, покормила проснувшуюся двухлетнюю Глашеньку вчерашней похлебкой и принялась хозяйничать в доме Егерева. Заботы отвлекали от страшных дум о судьбе мужа. Виденное вчера казалось ошибкой, в молодой женщине вновь затеплилась надежда, что Федор жив.

   Игнат вдовствовал второй год. Жена Вера скончалась, когда в 16-м году одну за другой получили Егеревы похоронки на двух старших сыновей, погибших под Луцком. Сердце матери не выдержало. Сиротой осталась дочка-Аглая. Последышек. Сейчас Аглая жила у родителей Игната в селе Белоглинском. Хоть и тосковал Игнат по дочке, да понимал, что маленькому ребенку без матери на заимке не место.

   А Семка Воронин с войны вернулся… Покалеченный, особенно на голову, но живой! Уже одно это вызывало гнев у Игната. Его красавцы-умницы незнамо где в земле гниют, а это недоумок — живой! Так, мало того, что пришел, так и начал еще за какие-то Советы агитировать! Егеревы и без советов неплохо жили! Своим умом, благо Господь не обидел! Работать нужно, не лениться — вот совет! Всем советам совет! Хотя… агроном Федор Ефимович, советы неплохие давал, полезные. И Вадим Матвеевич неплохой человек, карабин вон подарил, да патронов к нему ящик. А уж Анна Степановна — святая женщина! Скольким бабам родить помогала, да той же Воронихе! Помогла…на погибель свою!