Раб тела - раб разума

Раб тела - раб разума

Мне нравится танцевать. Всю жизнь осмысленную я танцевала, и только в сии часы волшебства, чувствовала, как сама жизнь бурлит во мне, как весь мир сходится на моем танце.

Но больше всего, я обожаю танцевать над пропастью. По краю крыши высочайших домов на фоне ночного, горящего искусственными огнями города. Только тогда я чувствую, как вся эта жизнь принадлежит только мне, и я наслаждаюсь сим искушающим ощущением всевластия.

Подол моего белого платья разлетается, обрамляет мои ноги, не сковывая движений, он ловит каждое приветствие ветра, стремящегося ко мне на встречу с вальсирующей грацией. Мои ноги все играют на выступе крыши. Я изгаляюсь над риском, не позволяя себе совершить ошибки. Все, как мастерство пианиста: смело, верно, страстно играющего заветную арию, не открывая глаз – кончиками пальцев, чувствуя направление…, я: ступаю, прыгаю, лечу, не прекращая, не останавливая и на миг душевной пляски. Ведь только так я могу проявить свою стремящуюся, дышать натуру. На полную грудь, на все легкие, чтоб искры достигали подушечек пальцев, чтоб в глазах темнело от перевозбуждения, чтобы свет вырывался от сосредоточения души, чтоб губы искажала до безумия искренняя улыбка и все мышцы гудели, желая больше смелости.

И только рассвет останавливает меня, только эти знойные лучи света, пробивающиеся сквозь мощные тени домов, загрязняя небо своими пестрыми цветами багряной палитры, ярко небесного спектра.

Лишь ночью мне удается вкусить пьянящую жизнь, лишь ночью танцуя, мне удается вспомнить, кому я посвятила свой танец и себя саму.

Я мелочная, жалкая девушка, слишком рано отдавшая сердце человеку, бросившего меня наедине с неразделенной любовью, с огнем горящих воспоминаний того света, той страсти, испытываемыми только рядом с тобой…, однажды. Я танцевала для ТЕБЯ лишь раз. На этой крыше, в эту ночь. Морозный холод ветра пробирал до самых костей. Но, ни в едином движении не было дрожи. Может потому что, на кону стояла моя жизнь, может потому что ты смотрел. Я желала, дабы мгновение длилось вечно, дабы танец не прекращался и тепло, жар твоего внимания, восхищенных глаз, до смерти самого мира обнимал меня, согревал. Но, вот, раздражающие лучи рассвета явились из-за моей спины. На моих глазах, они поколебли твой взгляд, ты зажмурился. Ты больше на меня не смотрел. Ты предложил уйти. И только тогда я поняла, что волшебство закончилось.

Шло время. Я много раз для тебя танцевала и все чаще ты отвлекался. Моя кровь продолжала кипеть, я продолжала извлекать столько же удовольствия, власти над самой жизнью, но, лишь…, когда не открывала своих же глаз. Мои ноги помнили каждый выступ, тело подмечало силы и легкие дуновения ветра, выбирая с каким усердием испытывать собственные изгибы. Ты смотрел все меньше и не замечал того, а я не желала верить. Я возвращалась в тот вечер, когда ты…, был лишь моим. Когда в моей жизни появился смысл, и я отреклась его терять, всеми силами пытаясь удержать. Пока однажды, мои ноги не прекратят держать меня, пока я не сорвусь в пропасть, ведь только она меня остановит, только тогда я смогу забыть. Но пока я дышу, пока живешь ты, это не закончится. Я отдам всю себя, весь свой мир, ради вечной жизни мгновенья, к которому я могу вернуться каждую ночь, когда я всей пылкостью кожи могу ощутить твое присутствие.

Утро прерывает меня. С лица сходит улыбка. Мой силуэт перенимает более четкие очертания, нежели полностью скрытый образ, немыслимо яркими прожекторами, обрамляющими всю крышу. Исчезли восемь часов. Прыжок с бордюра на асфальтный настил отдался неудобством. Каждый совершаемый далее шаг, усиливает вспышки судорог. Вскоре, у меня уже не получается идти. Я падаю. Все тело обездвиживает несговорчивая боль. Но, мне все равно. Мой мир исчез. Ранее я самостоятельно приходила в сознание. Самостоятельно возвращалась к повседневности. Медленно, постепенно…, я вставала.

Теперь, мне помогает он. Забирает меня, помогает скорее вернуть контроль над телом, позволяя тому испытать покой. Человек. Вторая сторона моей боли, ее олицетворение, ее отражение. Мужчина. Мы единственные друг у друга. Используем близость, условившись не называть имен. Тешится лишь мысленными именами своих любимых.

- Сегодня сильнее, чем обычно. Я же говорил, можешь просто подождать меня, не пытаться идти.

- Тебе и так приходится меня на руках носить пусть хоть расстояние будет меньше.

- Не на много.

                                                          ***

Каждое утро, я забираю эту девушку с крыши сего четырнадцатиэтажного дома. Сломленную, неподвижную. Мне никогда не доводилось видеть ее счастливого лица, его мне не нужно. Ее наслаждение – мой яд, как мое счастье для нее – погибель. Она никогда не видела моей улыбки. Мы равны. Ее состояние, делает из нее отличную натурщицу. Именно такую, в которой я нуждаюсь, как в самой жизни.

  Я обладал кистью все осознанные годы. Я писал картины, изощрялся над подвластным мне искусством, во все границы фантазии, воплощал в жизнь мысли, исследовал, рушил все доступные рамки.

Чистое, незапятнанное полотно бросает мне вызов. Оно влечет, приковывает к себе взгляд. И я не вижу, не желаю видеть иного исхода. Я нуждаюсь в высвобождении всех мыслимых образов, заполняющих разум, обуздавших здравый смысл, которые велят мне не обращать взор на внешний мир, забыть обо всем, пока мгновение вечности не окончится последним взмахом кисти. Честным признанием. Ожившей картиной.